Под чужим знаменем

Юра снова прицелился, удерживая дыхание. Потом передохнул и опять начал все сначала.

Выстрел подбросил руку вверх. Но пуля вновь пошла «за молоком».

– Наверное, мушка сбита, – оправдывался Юра:

– Наверное, – лукаво согласился Кольцов и взял в руки пистолет.

Один за другим прозвучали пять выстрелов. Стрелял Кольцов в обычной своей манере навскидку. Впечатление было такое, что он вовсе не целится. Но даже с расстояния в двадцать шагов было видно, что «яблочко» все продырявлено.

Равнодушный солдат, повидавший на своем веку всякое, и тот удивленно замер.

– Браво, капитан! – послышался сзади голос.

Кольцов оглянулся. В дверях стоял ротмистр Волин, одна рука за спиной, другая – за ремнем портупеи.

– Я думал, вы только пулеметом отлично владеете, – сказал он, напоминая об их побеге от ангеловцев.

– Я, ротмистр, был полевым офицером. А там иной раз от владения оружием зависела жизнь, – ответил Кольцов.

– У нас в контрразведке, капитан, тоже. – Волин вынул свой пистолет, поиграл им в руке. – Пари?

– Принимаю, – согласился Кольцов.

– На что? Может быть, на коньяк? – прищурился ротмистр.

– Согласен.

Солдат развесил новые мишени. Волин нетерпеливо махнул ему: отойди! Стал целиться. Но выстрелить не успел. На плечо ротмистра легла чья-то рука.

Волин недовольно обернулся: сзади стоял Щукин.

– Покажите пистолет, ротмистр. – Начальник контрразведки как-то странно смотрел на растерявшегося Волина.

– «Кольт», – упавшим голосом зачем-то объяснил Щукину Волин, передавая пистолет. – Модель «одиннадцать».

Щукин с подчеркнутым спокойствием опустил пистолет Волина себе в карман.

– Что все это значит, господин полковник? – скорее изумленно, чем испуганно спросил Волин.

Щукин ледяным взглядом посмотрел на него и, с трудом совладав с подступившим гневом, ответил:

– Не задавайте глупых вопросов, Волин, или как вас там еще! Вы арестованы!

– Не понимаю… Объясните мне, наконец… Это… это черт знает что! – растерянно возмущался ротмистр, и тонкая, голубенькая жилка у него на шее нервно запульсировала.

Но Щукин не слушал, он громко приказал:

– Взять его!..

В тир вошли два унтер-офицера с винтовками и встали как вкопанные по бокам Волина. Ротмистр несколько раз нервно дернул щекой и сник. По знаку начальника контрразведки его вывели из тира.

Забившись в темный угол, Юра испуганно наблюдал за всем происходящим.

Глава двадцать третья

Громко ударил колокол, возвещая о прибытий поезда. Зашевелился сводный духовой оркестр, ярко начищенные трубы музыкантов празднично сверкнули на солнце.

Замер почетный караул – офицерская полурота корниловцев. Красные тульи фуражек, черные околыши, черные, новые, хорошо сшитые мундиры с шевронами на рукавах, а над шевронами – череп и кости, знак обреченности, знак готовности к смерти за Родину.

Стихли разговоры мужчин и щебетание дам в депутации почетных горожан. Живописной толпой они стояли под перевитой зеленью аркой вокзала. Впереди всех иконописно выделялся в шелковой рясе, с золотым крестом харьковский архиерей Харлампий, рядом с ним о чем-то шептались два богатейших человека Украины и России – Владимир Бобринский, потомок графа Орлова и Екатерины Великой, и Павел Рябушинский, который когда-то давал революционерам деньги на свержение монархии. Вытянулся и так застыл градоначальник Щетинин.

Поезд медленно подходил к перрону. Ковалевский отделился от свиты и встал на краю ковровой дорожки. Он заранее подготовил слова обращения к высоким гостям. Но когда, шагнув навстречу выходившим из вагона бригадному генералу Бриксу и генералу Журуа, увидел на их лицах одинаковое снисходительно-рассеянное выражение уже привыкших к обязательным почестям людей, вся напыщенность и банальность приготовленных фраз покоробила его, и Ковалевский с неожиданной для самого себя сухостью сказал по-английски:

– Рад, весьма рад! – и повторил то же и тем же тоном по-французски.

Следом за Бриксом и Журуа из вагона высыпали, что-то веселое крича на ходу и приветливо размахивая руками, журналисты и фотографы с тяжелыми фотоаппаратами в руках. Сразу же бросились в толпу, стремясь во всех деталях запечатлеть церемониал встречи.

Гремело неукротимое русское «ура», женщины вытирали платочками слезы праздничного умиления, бросали гостям букетики цветов. Юра стоял в этой толпе и тоже изо всех сил кричал «ура», дважды провел кулаком по глазам и подумал о том, что теперь с красными будет покончено, раз такие иностранные гости приехали сюда, в Харьков. Впрочем, так думал не один Юра. Многие из тех, кто встречал союзников, с надеждой думали о скором конце войны…

Чеканя шаг под звуки встречного марша, к союзникам подошел начальник почетного караула. Лихо отсалютовав шашкой, отдал положенный рапорт, шагнул в сторону. И генералы в сопровождении Ковалевского направились к неподвижным черным шеренгам корниловцев.