Под чужими знаменами

— Узнаете на месте, — ответил фашист и, обращаясь к профессору, спросил с интонацией уже менее официальной: — Почему вы так хорошо говорите по-немецки? Вы — немец?

— Нет, поляк. Я изучал медицину в Мюнхене, там защитил докторскую степень, поэтому говорю по-немецки.

Офицер обратил внимание на библиотечный шкаф. Он подошел к нему и, указывая на одну из полок, заставленную книгами, спросил:

— Что это за книги?

— Мои труды.

Гитлеровец выдернул наугад одну из книг и спросил:

— А что это за книга?

— Мой учебник рентгенологии на немецком языке. По нему обучаются все стоматологи в Германии и в других странах.

Ответ этот не произвел особого впечатления на офицера. Он подошел к столу и стал перебрасывать фотографии и страницы последнего труда профессора Антония Цешинского.

— Я могу пойти в ванную комнату? — спросил профессор.

— Нельзя.

Профессор надел пиджак. Жена протянула ему носовой платок и пару запасных носков. Фашист отвел в сторону ее руку, сказав:

— Это ему не понадобится!

Розалия Цешинская протянула мужу флакончик с лекарством.

— Что это? — спросил офицер.

— Лекарство дигиталис. Мой муж сердечный больной и всегда употребляет это лекарство.

Фашист взял флакончик, повертел его в руках, понюхал и, отложив на стол, сказал:

— Это ему не понадобится. Поторапливайтесь, возьмите все документы и вашу медаль!

В своем лечебном кабинете профессор достал документы и диплом вместе с медалью Миллера, о которой напомнил немец. (Следует заметить, что в этой большой медали было около 250 граммов чистого золота.) Медаль Миллера была присуждена профессору Цешинскому в 1936 году за выдающиеся заслуги в области стоматологии от имени 52 государств и в их числе от имени СССР. Гестаповец взвесил медаль на ладони и, спрятав ее в футляр, сунул в карман.

— Радио есть? — как бы маскируя это свое движение, спросил он быстро.

— По приказу ваших властей я сдал его немедленно, — объяснил профессор.

— Не обманываете?

— Могу вам дать честное слово.

— Вы не немец, чтобы могли давать честное слово.

Профессор Цешинский вздрогнул и хотел ответить на это, как и следовало, но жена удержала его. Он молча надел макинтош, взял шляпу, попрощался с семьей.

— Идите! — прикрикнул на профессора гестаповец, не сводя с него револьвера.

Спустя два-три часа, когда уже стало светать, жена профессора Розалия Цешинокая и его сын Томаш Цешинский в серых сумерках наступившего утра услышали несколько громких автоматных очередей, прозвучавших метрах в пятистах, на Вулецких холмах. Семья профессора Цешинского в то утро еще не знала, что означают эти залпы…

В ту же самую ночь группа гитлеровцев со взведенными пистолетами в руках ворвалась в квартиру профессора-педиатра Францишека Гроера, который жил в доме № 8 на улице Романовича. Очутившись в передней, гитлеровцы, угрожая Гроеру револьверами, скомандовали «руки вверх!» и только после этого выяснили его личность.

Дальше мы воспроизводим документальный рассказ члена-корреспондента Академии наук возрожденной Польши, профессора Гроера, работающего сейчас в Медицинском институте города Вроцлава, написанный им собственноручно по нашей просьбе о виденном и пережитом в ту страшную ночь.

«Офицер приказал тогда меня обыскать. Его приказание выполнили два унтер-офицера. Ничего, кроме бумажника с деньгами, они не нашли. Тогда мне приказали опустить руки. Вместе со мной весь патруль вошел в единственную освещенную комнату — в столовую. Офицер сел за стол и стал просматривать написанные мною письма. Завязался разговор — сначала грубый и громкий со стороны фашистов. На вопрос, что я делал во время советской власти, я ответил: «Спасал детей» (в 1939–1941 годах я работал во Львове в органах советского здравоохранения как профессор-педиатр). После беглых вопросов начался обыск. На моем письменном столе были найдены документы, между прочим, мой докторский диплом Бреславского университета. Гестаповцы увидели тогда, что я кончил университет в Германии, а затем был ассистентом и доцентом в Вене до 1919 года. Это объяснило офицеру, почему я в совершенстве владею немецким языком. Мою жену спросили, где ее драгоценности. Она показала все, что у нее было, но это, видимо, не удовлетворило их. Дальнейший обыск не дал гитлеровцам ничего интересного, если не считать 300–400 граммов трубочного табаку, который они захватили с собой. Кроме табака, они забрали визитные карточки наших посетителей. Эти карточки хранились на особой тарелке-подносе в передней и собирались на протяжении почти 20 лет… Я попрощался с рыдающими женщинами и вышел под охраной на улицу. Тут в полной темноте стояла груженная уже машина, около которой толпились гестаповцы. Было два-три штатских агента. Меня посадили в автомашину вместе с профессором терапии Яном Греком. Он жил в доме № 7, напротив моей квартиры. Рядом также посадили члена Союза советских писателей профессора филологии Тадеуша Бой-Желенского, которого забрали на квартире у профессора Яна Грека. Было около часу ночи. Нас повезли. Сначала было трудно определить куда, так как грузовик сверху был покрыт, кажется, брезентом.