Под голубым и черным небом

За ужином мы увидели на столе отпечатанное на неделю меню. На завтрак предлагали на выбор бутерброды с колбасой или сыром, кашу гречневую с грибами, пшённую с фруктами, один раз в неделю значились даже блины с красной икрой; на обед в меню были щи вегетарианские, борщ со свининой, суп харчо, лобио, гуляш по-венгерски, шашлык по-армянски, плов по-узбекски, и Бог знает, что ещё, помню только, что блюда были такие, что не во всяком московском ресторане готовятся.

В последующие дни мы убедились, что еда была вкусной, всего было много, добавки можно было брать без ограничений, а различные салаты, мясные и колбасные нарезки, выпечка, фрукты и овощи стояли на буфетной стойке, и каждый мог выбрать, что хотел. На этом я закончу гастрономическую тему, которая в моём повествовании не играет никакой роли.

Солнце только собиралось спускаться с неба, спать было рано, и мы с Геласимовым вышли за территорию санатория к речке. Берег её был благоустроен: почти у самой воды стояли скамьи, сидя на которых прямо под ногами в зеленоватой воде можно было наблюдать резвящихся рыб. Немного дальше был устроен пляж с песком и галькой. А ещё дальше лодочная станция, с лодками напрокат для любителей отдыхать активно.

У речки нашли мы наших знакомых: Сашку и женщину в фисташковом костюме. Сашка порывался залезть в воду, а она говорила ему очень решительно:

– Если ты, паразит, залезешь в речку, я завтра же отвезу тебя родителям!

– Скажите, кем вы приходитесь этому замечательному мальчугану? – спросил Геласимов.

– Этому замечательному непослушному мальчугану я прихожусь бабушкой.

– Бабушкааа, – канючил между тем замечательный мальчуган, – ну почемууу нельзя?

– Потому. Нельзя и всё! Что ты такой непонятливый?

– Бабушка, но я хочу. Только немножечко искупаюсь и всё. Ну разрешиии.

– Ты сегодня целый день купался. А я не хочу отвечать перед твоими родителями если ты опять заболеешь.

– Я не заболеею.

– А я говорю хватит. Вечер уже! Холодно для купания. Хочешь купаться, пойдём в корпус, в бассейн.

– Нет, бабушка, я здесь хочу, в речке.

– Какой ты всё-таки козёл! Ничего не понимаешь! Как я от тебя устала, просто нет слов!

Мальчишка надул губы, теребя пальцами какую-то травинку. Он был в синей футболке и такого же цвета шортах. Для своего возраста он был невелик ростом, худой, но гибкий и крепкий. У него были золотые, как у Сергея Есенина волосы, только прямые, а не кудрявые. Глаза ясные, светло-серые, чуть-чуть выпуклые; алые губки, загорелые руки и шея шоколадного цвета, сбитые коленки и покусанные комарами ноги.

– Как тебя зовут, славный мальчуган? – спросил Геласимов, опустившись против него на корточки.

– Саша, – ответил он.

– А меня дядя Серёжа. Это твоя бабушка?

– Да. Она мне ничего не разрешааает.

– Ну почему же? Она многое тебе разрешает, но у неё ответственность перед твоими родителями. Ты уже большой, должен понимать. Как бабушку зовут?

– Ольга Ивановна.

– А фамилия?

– Полякова.

– А твоя фамилия, славный мальчуган?

– Шаталов.

– Шаталов? Саша Шаталов… Гм… А как зовут твоего папу?

– Александр Владимирович.

– А где ты живёшь?

– В Городе.

– В Новосибирске что ли?

– Да.

– В школу ходишь?

– Нет. В этом году пойду в первый класс.

– А на какой улице ты живёшь, Саша Шаталов?

– Гражданин, – всполошилась Ольга Ивановна. – Почему вы спрашиваете? Вам это зачем?

– Простите! Это совсем не то, о чём вы подумали. Я человек положительный, вот, пожалуйста, мой паспорт. Меня зовут Сергей Романович Геласимов, подполковник в отставке. Мне очень понравился ваш внук. Хотелось бы подружиться с ним, гулять, беседовать, разумеется, в вашем присутствии.

– Это очень странно, гражданин! Сашка, пойдём-ка отсюда, – сказала женщина и, взяв внука за руку, поспешно потащила его в сторону санатория. – Никогда не подходи к этому дядьке, – услышали мы на прощание.

– Вот так! Д'oжили! – грустно сказал Геласимов. – Нельзя с ребёнком заговорить, сразу заподозрят, что ты маньяк-педофил.

Солнце спустилось за ивы и берёзки, росшие на противоположном берегу. Над водой носились стрекозы, облака над нами окрашивались в красный цвет. С востока поднималась серая муть. Стало скучно и холодно. Мы вернулись в корпус.

За вечер Геласимов не проронил ни слова, ходил взад-вперёд по комнате и курил на балконе, глядя на сосновый бор за речкой.

Следующее утро была мрачным. Вместо ясного синего неба с белоснежными облаками увидели мы над собой плотную тёмно-серую мглу, и воздух был не июля, а августа в самом конце.

Мы сидели с Геласимовым в соляной пещере, наблюдая за игрой света в кристаллах на стенах и потолке, когда пришла Ольга Ивановна с Сашкой.

Она села в кресло, закрыла глаза и стала дышать под терапевтическую музыку композитора, нерусская фамилия которого была очень известна лет двадцать назад, но сейчас никому ничего не говорит. Сашка палочкой ковырял соляной пол в углу. Ковырял долго, усердно, и вдруг, заглушая целебную музыку, закричал восторженно и громко, как Архимед, выскочивший из ванны:

– Бабушка! Здесь под солью деревянный пол! Разве в пещерах бывают деревянные полы?!