Под южными небесами. Юмористическое описание поездки супругов Николая Ивановича и Глафиры Семеновны Ивановых в Биарриц и Мадрид

– Да ведь ты же назвала, а не я, эту усатую мадам ведьмой. А как меня-то ты при ней ругала! – вспомнил он. – И дурак-то я, и болван.

– Ты этого стоишь.

В окне сверкнула молния, и сейчас же загремел гром.

– Гроза… – сказал Николай Иванович. – В такую грозу приедем в незнакомый город…

Супруга разделяла его тревогу.

– Да, да… – поддакнула она. – Есть ли еще крытые экипажи? Если нет, то как я с своими шляпками в легоньких картонках?.. Пробьет насквозь и шляпки превратит в кисель. Слышишь… Если на станции нет карет, то я со станции ни ногой, покуда дождь не перестанет.

– Наверное, есть. Наверное, есть и омнибусы с проводниками из гостиниц. Такой модный город, да чтоб не быть! Но вот вопрос: в какой гостинице мы остановимся? Мы никакой гостиницы не знаем.

– А скажем извозчику наугад. Наверное, уж есть в городе Готель-де-Франс. Вот в Готель-де-Франс и остановимся, – решила Глафира Семеновна.

– Ну, в Готель-де-Франс так в Готель-де-Франс, – согласился Николай Иванович.

Глафира Семеновна прибралась с вещами и уселась.

– Говорят, здесь испанская земля начинается, хоть и принадлежит эта земля французам, – начала она. – Мне Марья Ивановна сказывала. В гостиницах лакеи и горничные испанцы и испанки. Извозчики испанцы.

– Вот посмотрим на испаночек, – проговорил муж, осклабясь. – До сих пор видел испаночек только в увеселительных садах на сцене, а тут вблизи, бок о бок…

– А ты уж и рад? У тебя уж и черти в глазах забегали! – вскинулась на него супруга.

Николай Иванович опешил.

– Душечка, да ведь я на твои же слова… – пробормотал он.

– То-то на мои слова! Смотри у меня!

Поезд убавлял ход и наконец остановился на плохо освещенной станции.

– Биарриц! Биарриц! – кричали кондукторы.

Дверь купе отворилась. Вбежал носильщик в синей блузе и заговорил на ломаном французском языке. Что он говорил, супруги не понимали.

– Испанец, – сказала Глафира Семеновна мужу про носильщика. – Слышишь, как он говорит-то? И меня сеньорой называет. – Вуатюр пур ну… Готель-де-Франс, – объявила она носильщику.

Супруги вышли из купе и поплелись за носильщиком.

У станции стояли и кареты, и омнибусы. Нашлась и Готель-де-Франс, супруги не обманулись. Был на станции и проводник из Готель-де-Франс. Он усадил супругов в шестиместный омнибус, поставил около Глафиры Семеновны ее картонки со шляпками и побежал с багажной квитанцией за сундуком супругов.

А дождь так и лил, так и хлестал в стекла окон омнибуса. По временам завывал ветер, сверкала молния и гремел гром. Была буря. Омнибус, в ожидании багажа, стоял около плохо освещенного одним газовым фонарем станционного подъезда. Площадь перед станцией была вовсе не освещена, и чернелось совсем темное пространство. На подъезде переругивались носильщики на непонятном языке, который супруги принимали за испанский, но который был на самом деле местный язык басков. Все было хмуро, неприветливо. Николай Иванович взглянул на часы и сказал:

– По парижскому времени четверть одиннадцатого. Достанем ли еще чего-нибудь поесть-то в гостинице? Есть как волк хочу, – прибавил он. – Две порции румштека подавай – и то проглочу!

– Уж и поесть! Хоть бы кофе или чаю с молоком и булками дали – и то хорошо! – откликнулась супруга.

Но вот сундук принесен и взвален на крышу омнибуса, проводник вскочил на козлы, и лошади помчались по совершенно темному пространству. Ни направо, ни налево не было фонарей. Глафира Семеновна была в тревоге.

– Уж туда ли нас везут-то? – говорила она. – В гостиницу ли? Смотри, какая темнота…

– А то куда же? – спросил супруг.

– Да кто же их знает! Может быть, в какое-нибудь воровское гнездо, в какой-нибудь вертеп. Ты видал проводника-то из гостиницы? Рожа у него самая разбойничья, самая подозрительная.

– Однако у него на шапке надпись: Готель-де-Франс.

– Да ведь можно и перерядиться, чтобы ограбить. Что меня смущает – это темнота.

– Полно… Что ты… Разве это возможно? – успокаивал супруг Глафиру Семеновну, а между тем уж и сам чувствовал, что у него холодные мурашки забегали по спине.

– Главное то, что мы в карете одни. Никто с нами в эту гостиницу не едет, а приехали в Биарриц много, – продолжала супруга.

– Не думаю я, чтобы здесь проделывали такие штуки. Европейское модное купальное место.

– Да, модное, но здесь испанская земля начинается, а испанцы, ты, я думаю, сам читал, нож у них на первом плане… нож… разбойничество…

Николай Иванович чувствовал, что бледнеет. Он выглянул в открытое дверное окно омнибуса и затем произнес дрожащим голосом:

– В самом деле по лесу едем. Стволы деревьев направо, стволы деревьев налево и никакого жилья по дороге. Не вынуть ли револьвер? Он у меня в саквояже, – сказал он жене.

– Да ведь он у тебя не заряжен.

– Можно зарядить сейчас. Патроны-то у тебя… Ах, патроны-то ведь в багажном сундуке, а сундук на крыше омнибуса!

– Ну, вот ты всегда так! – набросилась на мужа Глафира Семеновна. – Стоит возить с собой револьвер, если он не заряжен! А вот начнут на нас нападать – нам и защищаться нечем.

– Да ведь никто не знает, что не заряжен. Все-таки им можно напугать. Я выну его.

И Николай Иванович стал отворять саквояж.