– Самая что ни на есть… Из Петербурга… Занимается живописью. После завтрака вы ее всегда можете встретить против La roche de Viei'ge на складном стуле с палитрой и кистями перед начатой картинкой…
– Сколько здесь русских! – удивленно проговорила Глафира Семеновна.
– Русский сезон теперь, – отвечал доктор. – Теперь в Биаррице приезжих русских больше всех национальностей. Стали, правда, наезжать англичане, но английский сезон еще не начался. Английский сезон начнется с конца октября. Русские уедут, и начнется английский сезон. А теперь сплошь русские. Русская речь так и звенит на пляже. Да вот даже сзади нас разговаривают по-русски, – шепнул доктор, наклонившись к Глафире Семеновне.
И действительно, сзади супругов Ивановых разговаривали по-русски. Двое мужчин – один в серой фетровой шляпе, а другой в испанской фуражке с дном, нависшим на лоб, смотрели на удалявшуюся к воде генеральшу и обсуждали стати ее телосложения.
– Что вы, помилуйте… Вот уж кого не нахожу-то хорошо сложенной! – говорил усач в шляпе. – Это пристрастие с вашей стороны к ней и больше ничего. Что вы у ней хорошего находите? Скажите. Бедра у ней плоские, талия необычайно низка…
– Но бюст, бюст, – перебивал его бородач в испанской фуражке.
– Полноте… и бюст ничего не стоит. Во-первых, она ожирела… Я два раза стоял на песке у самых волн и видел, как она выходила из воды, накидывая на себя пеньюар, но, право, ничего, кроме икр, не находил хорошего.
– А! За икры вы сами стоите. Но разве этого мало? – вскрикивал бородач в испанской фуражке. – Наконец, лицо, шея…
– По-моему, уж губернаторша-то куда статнее, нужды нет, что она некрасива лицом.
Глафира Семеновна слушала и удивлялась.
– Что они говорят! Боже мой, что они говорят! – прошептала Глафира Семеновна, обратясь к мужу и доктору, и покрутила головой. – Разбирать по частям женщину, как лошадь!
– Здесь это обычное явление… – тихо отвечал ей доктор. – Сюда за этим приезжают. Здесь все так.
А сзади Глафиры Семеновны уже слышалось:
– Во-первых, у этой гречанки гусиная шея, во-вторых, у ней лошадиное лицо. Да я не понимаю, кто это и выдумал, что гречанки могут быть статны. Вот итальянки – те наоборот.
– Нет, я, кажется, ни за что не решусь здесь купаться, – проговорила Глафира Семеновна. – Уж одно, что нужно пройти мимо тысячи глаз… Мимо сотни биноклей…
– Совсем как сквозь строй… – поддакнул Николай Иванович.
– А все эти пересуды!.. У кого гусиная шея, у кого бычьи ноги.
– Мода, что вы поделаете! – сказал доктор. – Но ведь здесь есть места, где вы можете купаться так, что на вас никто и не взглянет. Около Port des Peclieurs, например. Там можно купаться даже без беньеров, потому что там бухточка, и даже без прибоя волн. Плавать даже можно, тогда как здесь ведь никакой пловец не проплывет. Но там, в этой спокойной бухточке, почти никто не купается.
– Сраму хотят, – закончил Николай Иванович.
– Именно сраму… Ведь это ужас что такое! – прибавила Глафира Семеновна.
Купальщицы начали выскакивать из кабин все чаще и чаще. Беньеры были все разобраны. Свободным стоял только один беньер – коренастый старичок с седой бородой клином. Глафира Семеновна тотчас же это заметила и сказала:
– Смотрите, старичка-то беньера никто не берет. Молодые беньеры разобраны, а этот без дела.
– Никто, никто. Он совсем без дамской практики. Вот разве детей приведут купать, так его возьмут, – отвечал доктор. – Помилуйте, зачем старика брать, если есть статные молодые красавцы! Здесь поклонение пластике.
А купальщицы все прибывали и прибывали. Некоторые выскакивали из кабин на пляж, как кафешантанные певицы на сцену к рампе, припрыгивали и бежали навстречу волнам.
Степенно шли бородатые и усатые мужчины к воде. Эти были, по большей части, без плащей и все без головных уборов и без купальной обуви. Некоторые докуривали на ходу окурки папирос и сигар. Они шли туда же, где купались и женщины, по дороге останавливались, давали дорогу вышедшим уже из воды женщинам, направлявшимся в кабины одеваться. На мужчин публика как-то мало обращала внимания. Об них совсем и не разговаривали, хотя кое-кто из сидевших на галерее лам и направлял на них бинокли. Впрочем, когда показался один красивый прихрамывающий усач в черном фланелевом купальном костюме, одна дама, влево от Глафиры Семеновны, сказала своей собеседнице по-французски:
– Это испанский капитан. Он недавно дрался на дуэли из-за какой-то наездницы, был ранен и вот теперь хромает. Смотрите, какой красавец!
Слышал или не слышал испанский капитан эти слова, но остановился и сейчас же начал позировать и крутил свой черный ус.
Вышла из воды какая-то черноглазая купальщица с красивыми глазами и распущенной черной косой. Она переходила набережную и направлялась в кабины одеваться, ловко и кокетливо отбрасывая рукой назад пряди своих волос. Двое мужчин, очевидно ожидавшие ее выхода из воды, посторонились и зааплодировали ей. Она поклонилась, весело улыбаясь, и побежала одеваться.