Под красной крышей

– О боже! – простонала мать, откинувшись на высокую спинку стула. – И ты еще мучаешься из-за такой глупости?

– Я не мучаюсь!

– Мучаешься, ты это ясно дал понять. Но, Марик, какой же ты еврей? Так только, одним боком.

– И одного достаточно.

– Достаточно для чего?

– Чтобы все меня ненавидели. Они говорят, что Илья Семенович не имеет права преподавать русскую литературу.

– Да ну? Когда мы познакомились с твоим отцом, он играл шукшинского мужика, и ничего.

– Может, это тебе казалось, что ничего?

– Давай не будем вести такие разговоры с утра пораньше? – миролюбиво предложила мать. – Ты говорил, что у вас сегодня контрольная по информатике? Ты так настраиваешься на победу?

Марк вяло поковырял яичную массу.

– Да разве непременно нужна победа?

– А тебя устроило бы поражение?

– А что в этом страшного? Разве ты вышла за отца лишь потому, что он был самым талантливым и удачливым? А если бы его держали на вторых ролях?

Ему давно хотелось задать этот вопрос, хотя Марк не особенно рассчитывал услышать правду.

– Если б Лева был вечно вторым, я могла бы просто не обратить на него внимания. Он-то меня не заметил…

– Прости, мам. – Он вскочил и виновато уткнулся ей в шею.

– Ну что ты! Запомни, в нашей с отцом жизни не было ничего такого, что я считала бы нужным скрывать от тебя.

«Она не знает о его стихах». – У Марка кольнуло в груди, и, наспех поблагодарив мать, он бросился к себе в комнату, нашел отцовский черновик и спрятал его в сумку, заложив учебниками.

По дороге в школу Марк заметил, что в одном из дворов уже жгут опавшие листья, и, подбежав к костру, быстро сунул тетрадку в огонь.

– Все, мой Великий Артист, – выдохнул он, зябко пряча подбородок в теплый шарф. – Догорает твоя тайная любовь. Теперь никто не узнает…

Он внезапно почувствовал себя добрым покровителем несчастной, заблудшей и все еще прекрасной дамы. По глупости она совершила грех, но кого бес не путает? Марк был уверен, что больше его мать и думать не посмеет о какой бы то ни было торговле.

Недолгое облегчение вновь налилось свинцовой тяжестью, когда в школьном коридоре Марк столкнулся со старым учителем, и тот, обрадовавшись, едва не раскланялся. Марк стремительно отвернулся и поспешил укрыться в классе. Едва не сбитая им с ног Мила Гуревич смерила его внимательным взглядом, но ничего не сказала.

«Чертов старик!»

С трудом Марк дотянул контрольную до конца. Компьютеры он знал плохо и не любил их, даже играл не часто, когда уж совсем некуда было себя деть. Однако удача не покидала его все годы, пока Марк учился, с чего бы ей исчезнуть сейчас? Он спокойно сдал тетрадь, но, выйдя в коридор, оказался в полной растерянности. Что-то нужно было предпринять, по крайней мере, увидеться с учителем, а Марк никак не мог сообразить, что же сказать при встрече…

Поднявшись на четвертый этаж, Марк осторожно заглянул в приоткрытую дверь. Уже начался шестой урок, и в коридоре не у кого оказалось спросить: занят ли кабинет литературы? В классе было тихо. Он смело распахнул дверь и замер, пораженный тем, что старый учитель стоит на подоконнике, и окно открыто нараспашку.

– А, Марк, это вы! – обрадовался он. – Очень кстати… Мне опять нужна ваша помощь. Вы становитесь для меня просто незаменимы! Какой-то глупый ребенок с пятого этажа бросил наполненный чернилами шарик, и тот угодил прямиком в нашу фрамугу. Конечно, разве он мог попасть в другое окно? Это исключено. А фрамуга, как и положено, заколочена намертво, чтобы, не дай бог, не просочился свежий воздух. Это все ничего… Интересно другое. Вглядитесь, Марк. Это ужасно неприлично, и все же вы уже взрослый человек. Что напоминает вам это пятно, расползшееся по стеклу? Не знаю, была ли на то воля Всевышнего, но эта клякса в точности повторяет фаллос. Видите, Марк, видите? Дети весь урок глазеют на это художество и хихикают как идиотики. Я мужественно вытерпел пять уроков, но до начала второй смены мы просто обязаны справиться с этой нечистью.

Марк кивал, тупо глядя на фиолетового уродца на окне, и пытался подобрать слова, которые способны убедить Илью Семеновича. Между тем тот продолжал.

– Превосходно, что вы зашли, Марк! Вас мне сам Господь послал! Я попрошу вас споласкивать тряпку. На окно я вас, конечно, не пущу, но и скакать с подоконника на пол в моем проклятом возрасте уже тяжеловато. Марк, вы меня слушаете? Сполосните же тряпку! Не выжимайте, пятно уже засохло, надо его размочить.

Держа тряпку двумя пальцами, Марк окунул ее в ведро и протянул учителю. С обвисшего края лились светло-сиреневые струи и растекались по подоконнику, оставляя дорожки на пыльной покатой поверхности.

– Вы не заболели, Марк? Что-то вы нынче молчаливый.

– У нас контрольная была, – промямлил Марк, снова склоняясь к ведру.

– Ужасно! Как я вас понимаю. Не помню состояние после контрольных, но после экзаменов в институте я пластом лежал до самого вечера. Иезуитская придумка эти экзамены!.. Черт, никак не могу дотянуться до второго яйца! Ох, простите, Марк!