Под красной крышей

Катя взволнованно расхаживала возле подъезда, и волосы ее бились за спиной золотистою волною. Она не сразу заметила племянника, но потом направилась к нему так решительно, что Марк невольно попятился.

– Зачем ты это сделал? – свистящим шепотом спросила она, хотя вокруг никого не было.

«Что именно?» – тоскливо подумал Марк и спросил вслух:

– Что именно?

– Зачем ты украл стихи отца? – произнесла Катя, отчетливо выговаривая слова.

Марк задохнулся от неожиданности. Но уже в следующий миг ему все стало ясно настолько, что он даже растерялся от собственной недогадливости. Конечно же, стоит прочесть любую строфу…

– Значит, это ты? Да я просто болван… Куда ни ткни – везде болван!

– Ты натворил что-то еще? – встревожилась Катя, но он только отмахнулся.

Ее рука ласково коснулась его волос:

– Ты знаешь, а я тебя прекрасно понимаю. Каждый хочет быть знаменитым, талантливым… В обратном порядке. И когда находишь такую жемчужину, как Левины стихи, невозможно удержаться. Может, и я бы могла выкинуть такое в шестнадцать лет.

– Мне уже почти семнадцать! – обиженно напомнил Марк.

– Да, да, конечно! Ох, Марк, бедный ты мой! Ты чуть не наделал таких глупостей…

– Ты даже не представляешь, на какие глупости я еще способен!

– Не пугай меня. – Она торопливо перекрестилась. – Знаешь, я так боялась этого разговора, а все вышло так легко. Наверное, мы с тобой и правда здорово похожи, а, Марик?

– Ты сообщишь мне, как прошел конкурс? – спросил Марк, отводя взгляд.

Солнечный луч блеснул на его ресницах потаенной слезой. Она улыбнулась:

– Конечно. Я уверена, что Ник победит.

– Я тоже. Хотя никогда не слышал его стихов.

– Он очень хороший, Марк. Ему трудно живется.

– Я знаю. Я бы пошел поболеть, но не могу, понимаешь?

– Еще бы! Я все расскажу тебе, не волнуйся. Да и Ник добавит подробностей. Я ничего не скажу ему. Будто ты просто передумал.

– Спасибо.

– Марк, это большое счастье – встретиться в жизни с талантливым человеком. Я всегда буду жить воспоминаниями о нем, хоть он и помучил меня. Но, может быть, это было самое стоящее в моей жизни.

Поднявшись по лестнице на один пролет, Марк из окна подъезда смотрел, как она уходит. У нее была походка свободной и счастливой женщины, хотя он знал, что все сказанное ею сейчас – правда. И подумал, что когда-нибудь тоже сможет стать таким же – свободным и счастливым.

Катин звонок застал его выходящим из ванной. На ходу чмокнув мать, Марк перехватил трубку и услышал захлебывающийся голос:

– Он победил! Слышишь, Марк! Его объявили королем поэтов! Знаешь, что он сказал в ответном слове? «Да будет подданным светло!» И все. Марик, ты знаешь, откуда это? Ты же поэт, должен знать… Все-все, молчу! Это из стихов Северянина. Он написал их, когда стал королем поэтов. Но Никита пишет лучше, честное слово!

«Да будет подданным светло!» Засыпая, Марк повторял эту строчку, и она почему-то наполняла его грустью.

Ему было нелегко дойти до эшафота, не замедлив шага. Толпа на площади дышала в затылок тысячью ртами. Его заставили встать коленями на колючие доски. Они справедливо рассудили, что не стоит опасаться занозы, если через минуту лишишься головы.

Кто-то бубнит по латыни и рвется отпустить ему грехи… Выпрямившись, он гневно отталкивает крест: оставьте! Что вы, подданные, можете знать о королевских грехах? Это я прощаю вас. Всех прощаю…

Да будет подданным светло!

Марк содрогнулся от оглушительного удара по шее и провалился в долгий осенний сон.

1995–96 гг.