Под кровом Всевышнего

Вскоре и Колю свалила ветрянка, так что хламить в доме было уже некому. Но Коля перенес ветрянку легко, не так, как Сима. Последний получил болезнь на болезнь, организм его, ослабленный скарлатиной, плохо сопротивлялся. Симочка покрылся сыпью с головы до ног, прыщи были крупные, с гнойными головками, чесались невыносимо. Врач говорил: «Как настоящая оспа!». Я сосчитала количество оспинок от уха до середины лба, их было тридцать. И так у сынка было усыпано все тельце! Чесались язвочки сильно, и Симочка будил меня по ночам: «Мамочка! Сил нет терпеть, помажь меня зеленкой». Я вставала и раскрашивала все его горящее тельце. Но за жизнь Симочки никто не опасался — мальчик был крепкий, спокойный, кушал с аппетитом. Девочки в Москве тоже на двадцатый день приезда покрылись ветрянкой. Володя заезжал к нам постоянно, а Симочка как-то сказал: «Передайте бабушке Зое, как я терплю, ведь ни одного прыщика не сколупнул!».

Дело в том, что Зоя Вениаминовна всегда восхищалась Коленькой, его живостью, находчивостью. Зоя Вениаминовна говорила: «Это мне замена (сына). Ведь весь внук мой старший — вылитый Колюша, убитый на фронте, только глазки у Соколика не голубые». Я не разделяла мнения бабушки, но разрушать ее иллюзию не старалась. На Серафима же бабушка всегда удивлялась: уж очень он был сдержанный, задумчивый и молчаливый. Поэтому Симочка старался понравиться бабушке, замечая, что она частенько смотрит на него с подозрением чего-то в нем неладного. Когда мальчики были совсем еще крошки, был такой случай. Готовлю я обед на первом этаже, но слышу наверху топот, смех и голосок Симы:

— Ну, Колька! Ну, Колька!

В ответ только хохот. Понимаю, что Коля Симу донимает, но отойти от плиты не могу. Слышу опять:

— Ну, Койка! Вот уж как дам, так уж дам тебе! Топот, смех и, наконец, голос Коленьки:

— Что ты, братец! Драться нельзя! Ведь я же играл с тобой! Слышу — чмоканье, поцелуи и смех:

— Ну, ядно (ладно), пйощу (прощу), — лепечет Сима, и братцы чмокаются.

За обедом я спросила:

— Коля, чем ты братца донимал?

Плутишка со смехом рассказывает:

— Симка не знает еще, на какую ногу какой башмак надеть. Вот он их поставит рядышком перед собой, разглядывает, а я как подфутболю его башмачки, так они и разлетятся! Сима найдет их, опять усядется на пол, а я опять его ботиночки поддам… Он за ними бегает, а я их поддаю. А как он сжал кулачки, так я его расцеловал — вот и все!

Благодарение Богу — детки мои между собою никогда не дрались, не ссорились. «Мир имейте между собою», — эти слова Господа Иисуса Христа были всегда девизом нашей семьи. Видно, благословение отца Митрофана да молитвы родителей и друзей благодатью Святого Духа охраняли мир семьи.

Рождественский Божий Дар

Оставалось около недели до Нового 1959 года, когда у Симы снова заболело горло. Такой страшной ангины с высокой температурой врач наша никогда еще не видела, поэтому предположила дифтерит. Немедленно сделали вливания сыворотки, брали у всех анализы, но дифтерийных палочек не обнаружили. Тогда сноха Варвара отправила Митю и Витю в школу. Мы предостерегали Варю, уговаривали выдержать детей дома. До каникул оставались считанные дни, а дети были ослаблены ветрянкой. Но нас не послушали, дети четыре дня проучились и сильно закашляли. А поскольку племянники приходили к нам, то занесли коклюш, который подхватили за эти дни в школе. Но коклюш сразу распознать невозможно, ошибочно его принимают за простуду. Так у нас и было. А так как срок моих родов был недалек, то я в первых числах января переехала со своими детьми в Москву.

Покашливали мальчики, закашляли и девочки, но внимания на это мы не обратили. Хоть и очень тихо стало в нашей старой квартире, однако поставили елочку, встретили Рождество Христово. На третий день Рождества нам принесли билеты на елку в Лужники. Меня в те дни тоже разобрал кашель, я очень ослабла, все время клонило ко сну. Я осталась с Любочкой дома, а мама моя с тремя внучатами поехала в Лужники. Любочку мы обманули, чтобы она не плакала, сказали, что старшие уходят к врачу делать уколы, что это им надо для школы. Люба не плакала. Она сидела на высокой табуретке и вилкой кушала жареную картошку, когда вечером дверь распахнулась и в кухню ввалились трое наших заснеженных, румяных, закутанных ребятишек. Бабушка начала их раздевать, а Катюша подскочила к Любочке и стала с жаром ей рассказывать о елке. Но четырехлетняя Люба ничего не поняла, так как верила, что дети были у врачей.