Под нами - Черное море

Неожиданно на фоне луны возник зловещий силуэт бомбардировщика Ю-88. Прикинул: до него 200 — 300 метров. Заметил ли противника Ручкин? Поскольку самолет ведомого не радиофицирован, передал ему сигнал предупреждения покачиванием с крыла на крыло. По аналогичному ответу понял, что сигнал принят, снял оружие с предохранителя, дав полный газ, пошел на сближение. Почувствовал, что волнуюсь, Еще бы — ведь это первая моя встреча с фашистом! Очень важно не потерять его из виду — он в зоне опасности летит на повышенной скорости и наверняка предельно внимателен. А черный силуэт растет в сетке прицела. Вот в нее вписывается уже только фюзеляж бомбардировщика. Значит, расстояние до цели 60 — 80 метров. Пора!

Даю длинную очередь и никак не могу отпустить гашетки, оторвать от них пальцы рук, хотя понимаю, что значит перегреть стволы скорострельных «шкасов». Светящиеся трассы очередей с двух самолетов перекрещиваются у самой цели, а «юнкерс» идет прежним курсом, не отстреливаясь и даже не маневрируя. Неужели упустим?

Впрочем, весь бой пока занял каких-то десять — пятнадцать секунд, противник просто был захвачен врасплох.

Ага, вот огрызнулся и воздушный стрелок — трасса прошла рядом с моей машиной. Поздно! Наши очереди оказались меткими. Фашистский самолет вдруг резко накренился и начал падать. Победа?

Оглядываюсь на ведомого, а на его самолете тревожно мигают аэронавигационные огни. Значит, вражеский стрелок подбил-таки машину Ручкина, До чего же плохо, что не могу запросить напарника о его самочувствии, характере повреждения самолета…

Немедленно связываюсь с ближайшим аэродромом, прошу обеспечить аварийную посадку. В ответ на аэродроме Альма вдоль полосы ложатся лучи посадочных прожекторов. Качнув крыльями, самолет ведомого отвалил в сторону, я же продолжал «сопровождать» "юнкерса", пока он не врезался в воду рядом с берегом мыса Лукул. Теперь уже победа не вызывала сомнений.

Нужно ли говорить, какое удовлетворение испытали в эскадрилье, узнав о том, что на наш боевой счет записан первый вражеский самолет? Не случайно народная мудрость гласит: лиха беда начало. В том, что продолжение последует, ни у кого сомнений не возникало. Порадовались и тому, что мой ведомый оказался невредим и мастерски приземлил подбитую машину ночью на «чужом» аэродроме.

На другой день с аэродрома Кача-3 к месту падения «юнкерса» отправились несколько не занятых на полетах воинов и обнаружили у берега искореженные плоскость и часть хвостового оперения Ю-88, пригнанные волнами к берегу. Эти первые трофеи привезли на аэродром для всеобщего обозрения и, как кто-то пошутил, "в качестве раздражителя для наших летчиков".

На следующую ночь я по тревоге вылетал уже один — самолет В. Н. Ручкина еще ремонтировался, а другие летчики на И-16 в темное время суток не летали. Внимание напряжено до предела — ведь одному надо быть вдвое осмотрительнее. Получив по радио приказ — следовать на Севастополь, довернул самолет, набрал высоту 1000 метров и тогда вгляделся в сторону города. Над ним сверкало множество разрывов зенитных снарядов, вокруг метались ослепительные лучи прожекторов. Сразу мелькнула мысль: "Как же преодолеть зенитный заслон, удастся ли в такой круговерти обнаружить цель и атаковать ее?"

Все поставил на место долетевший сквозь треск эфира приказ полковника Дзюбы, находившегося на КП в Севастополе:

— Денисов, атакуй!

Секундами раньше я уже увидел свою цель — Хе-111, летевший со стороны Инкермана на небольшой высоте. Схваченный лучами прожекторов, он буквально продирался через гущу разрывов зенитных снарядов, посылаемых с берега и кораблей. Дальше ничего, кроме цели, я уже не видел. Пожалуй, все-таки чудом проскочил сквозь разрывы, мимо секущих небо лучей прожекторов и со снижением на полных оборотах мотора сблизился с «хейнкелем» над серединой Северной бухты. Только тогда умолкли наши зенитки, предоставив мне возможность расправиться с противником.

А тот уже снизился не то что до бреющего, а до так называемого стригущего полета, лучи сопровождавших его прожекторов лежали почти на самой поверхности моря, и от ярких отблесков рябило в глазах.

Подхожу поближе, прицеливаюсь по пилотской кабине и даю одну за другой три короткие очереди. Трудно понять, попал ли я в летчика, или пули повредили какой-то элемент управления самолетом, но громадный вблизи, неуклюжий на вид Хе-111 резко накренился, просел, зацепил плоскостью за воду и, вздыбив на ней пенистый бурун, за считанные секунды ушел на дно.

Пока неглубокой спиралью набирал высоту, видел, что лучи «моих» прожекторов еще лежали на воде, как бы проверяя, не всплывет ли кто-нибудь из членов экипажа сбитого самолета. А два других луча трижды качнулись перед моей машиной, как бы поздравляя с победой. Приятно, конечно…