Под покровом небес

Когда Кит была уже в отведенной ей комнате, мадам Зозеф принесла ей туда тарелку, полную ломтиков хлеба. Кит поблагодарила ее и пожелала хозяйке доброй ночи, но уходить та явно не собиралась: несомненно, ей было интересно, что у гостьи в чемоданчике. Кит решила ни в коем случае не открывать его перед ней: тысячефранковые банкноты сразу прославят ее на весь поселок. Она притворилась, что не понимает, похлопала по чемодану, покивала. Поулыбалась, потом обратила взгляд опять к тарелке с хлебом и еще раз поблагодарила. Но взгляд мадам Зозеф так и вцепился в чемоданчик. Тут во дворе раздалось кудахтанье и хлопанье крыльев. В дверях появился хозяин с жирной курицей, которую он поставил на середину пола.

– Это от насекомых, – показывая на нее, пояснил он.

– Насекомых? – как эхо, повторила Кит.

– Ну да. Если к вам сюда сунется скорпион, она его – хвать! – и съест.

– А-а! – Кит изобразила зевок.

– Я понимаю, мадам нервничает. Думаю, с такой охраной она может быть спокойна.

– Знаете, я так сегодня устала! – сказала Кит. – Спать хочу до того, что ничего уже мне не страшно.

Они попрощались – торжественно, с рукопожатиями. Дауд Зозеф вытолкал жену из комнаты, вышел сам и затворил дверь. Курица покопалась с минуту в пыли, потом взобралась на перекладину умывальника и там затихла. Кит сидела на кровати, глядя на колеблющееся пламя лампы; комната была вся в дыму. Тревоги не чувствовала, только непреодолимое желание поскорее выбраться, покончить со всем этим абсурдом, выкинуть его из головы. Встала, постояла, приложив ухо к двери. Послышались голоса, потом вдалеке упало что-то тяжелое. Она надела пальто, набрала в карманы кусочков хлеба и, снова усевшись, стала ждать.

Время от времени она глубоко вздыхала. Один раз встала прикрутить фитиль. Когда стрелки часов показали десять, снова подошла к двери, послушала. Приотворила; двор весь сиял, залитый лунным светом. Вернувшись в комнату, взяла бурнус Таннера и зашвырнула его под кровать. От этого поднялась такая пылища, что она чуть не расчихалась. Взяла сумочку, чемодан и вышла, аккуратно притворив за собой дверь. Пробираясь через подсобку лавки, обо что-то споткнулась и чуть не потеряла равновесие. Двигаясь медленнее, пошла дальше – в торговое помещение, там вдоль прилавка, слегка придерживаясь за него пальцами левой руки. Дверь была заперта на простой засов, который ей не сразу удалось сдвинуть; когда это получилось, он отозвался тяжелым металлическим лязгом. Она быстро распахнула дверь и оказалась на улице.

Луна светила ярко до свирепости: идти под ней по белой улице было все равно что под солнцем. «Меня увидит тут кто угодно!» Но видеть ее было некому. Она шла прямо к окраине поселка – туда, где ограды самых дальних двориков тонули в буйной зелени оазиса. Где-то еще ниже, укрытые кронами пальм, образующими сплошную черную завесу, все еще рокотали барабаны. Звук шел от негритянской деревни, расположенной в середине оазиса; это был ксар – напоминающее гигантский термитник нагромождение слепленных вместе глинобитных жилищ с подсобными помещениями и двориками.

Она свернула в длинную прямую щель между высокими стенами. За ними шелестели пальмы и журчала вода. Иногда попадались притулившиеся к стене белые поленницы, сложенные из сухих пальмовых веток; каждый раз она сперва принимала поленницу за человека, сидящего у стены. Щель между стенами свернула в ту сторону, откуда слышались барабаны, и вывела на площадь, всю изрезанную узенькими канальцами и акведуками, по которым вода текла парадоксальным образом во всех направлениях, – это было похоже на большую и очень сложную игрушечную железную дорогу. Несколько тропок уводили оттуда в ненаселенную часть оазиса. Она выбрала самую узкую в надежде, что такая скорее обогнет ксар, чем приведет к его входу, и пошла по ней дальше между стенами. Тропка сворачивала то туда, то сюда.

Рокот барабанов стал громче; теперь слышались и голоса, повторяющие ритмичный рефрен, каждый раз один и тот же. Голоса были мужские; а как много-то их! Иногда перед тем, как в очередной раз нырнуть в густую тень, она останавливалась и с загадочной улыбкой на устах прислушивалась.

Чемодан в ее руках становился все тяжелее. Все чаще и чаще она перекладывала его из руки в руку. Но останавливаться и отдыхать не хотела. Каждую секунду она готова была развернуться и отправиться назад, на поиски другого проулка – в том случае, если этот вдруг выведет ее с затерянных между стенами задворков на середину ксара. Музыка теперь слышалась где-то поблизости, но с какой стороны она доносится, понять было трудно из-за лабиринта стен и деревьев за ними. Иногда она звучала почти рядом, словно поющие находятся сразу за стеной – ну или за ближайшим садом, в паре сотен футов, – а порой слышалась издали, и ее почти заглушал сухой шорох ветра в пальмовой листве.