Под шепчущей дверью

Хьюго выключил свет. И комната погрузилась в полутьму. Он подошел к кровати. Она была скромной. Деревянный каркас. Большой матрас. Синие простыни и одеяло. Подушки казались мягкими. Кровать заскрипела, когда Хьюго сел на нее, свесив руки между ног.

– Пожалуйста, – тихо попросил он.

– Только сегодня ночью, – ответил Уоллес.

Он посмотрел на свои ноги, висящие над деревянным полом. Сморщился, и его туфли исчезли. Об остальном он не беспокоился. Он не будет спать.

Хьюго смотрел, как Уоллес подплывает к нему. Выражение его лица было странным, и Уоллес гадал, почему Хьюго выбрал именно его, что он такого в жизни сделал, чтобы заслужить этот момент.

Хьюго кивнул и лег на кровать, вытянувшись на дальнем ее краю. Потом взял висящий в воздухе поводок и привязал к изголовью.

Уоллес придвинулся к кровати и уперся в нее руками: ему хотелось лечь рядом с Хьюго. Его пальцы ухватились за мягкое одеяло. Он подтягивался к кровати до тех пор, пока его лицо не оказалось прижатым к нему. Он тяжело дышал и чувствовал запах Хьюго – запах корицы, и кардамона, и меда. Он вздохнул и, переместившись в воздухе, оказался над Хьюго, который, положив голову на подушку, смотрел на него сверкающими в темноте глазами.

Сначала они молчали. Уоллесу хотелось сказать так много, но он не знал, с чего начать.

А Хьюго знал. Он всегда все знал.

– Привет.

– Привет, Хьюго.

Хьюго протянул руку к Уоллесу. Уоллес сделал то же самое, так что их пальцы оказались на расстоянии нескольких дюймов. Они не могли коснуться друг друга. Ведь, в конце концов, Уоллес был мертв. Но ему все равно было хорошо, казалось, он чувствует исходящий от Хьюго жар.

Хьюго сказал:

– Мне кажется, я понимаю, зачем ты оказался здесь.

– Почему?

Они говорили глухо и тихо. Секретничали.

Хьюго положил руку обратно на кровать, чему Уоллес несказанно огорчился.

– Ты заставляешь меня задаваться вопросами. Почему все должно быть именно так. Я говорю о своем месте в этом мире. Ты вынуждаешь меня желать того, чего я иметь не могу.

– Хьюго… – Уоллес не смог договорить.

– Мне бы так хотелось, чтобы все было иначе, – прошептал Хьюго. – Хотелось бы, чтобы ты был жив и приехал сюда. Этот день мог бы оказаться таким же, как и все другие. Может, светит солнце. Может, идет дождь. Я за стойкой. Дверь открывается. Я поднимаю глаза. Входишь ты. Ты хмуришься, потому что не понимаешь, какого черта делаешь в чайной лавке в здешней глухомани.

– Мне кажется, так и было на самом деле, – сказал Уоллес.

– Может, ты просто едешь мимо, – продолжал Хьюго. – Ты заблудился, и тебе нужна помощь, чтобы вернуться на дорогу. А может, ты переехал в этот город. Ты подходишь к стойке. Я говорю «привет» и приглашаю тебя в «Переправу Харона».

– Я говорю тебе, что никогда прежде не пил чай. И это возмущает тебя.

Хьюго печально улыбнулся:

– Ну, не то чтобы возмущает.

– Да-да. Продолжай. Ты раздражен. Но в то же самое время терпелив.

– Я бы спросил тебя, какой у тебя любимый аромат.

– Мята. Я люблю запах мяты.

– Тогда у меня есть подходящий для тебя чай. Поверь мне, он будет превосходным. Что привело тебя сюда?

– Не знаю. – Уоллес был захвачен фантазиями, в которых все было прекрасно и ничто не причиняло боли. Он и хотел, чтобы все это длилось и длилось. – Я увидел указатель у дороги и решил попытать счастья.

– Правда?

– Да.

– Спасибо тебе за это.

Глаза у Уоллеса закрывались. Но он всеми силами противился этому. Он не хотел упускать такой важный для него и Хьюго момент. Он старался запомнить каждый дюйм лица Хьюго, изгиб его губ, щетину, оставшуюся после бритья на скорую руку.

– Ты бы заварил чай. Налил бы его в чайник и поставил на поднос. А я сел бы за столик у окна.

– Я понес бы поднос тебе. На нем были бы две чашки, потому что я хочу, чтобы ты пригласил меня присоединиться к тебе.

– Я так и делаю.

– Да, – согласился Хьюго. – Ты говоришь: «Садись. Выпей со мной чаю».

– И ты садишься?

– Да. Я сажусь напротив тебя. И все вокруг исчезнет, и останемся только мы с тобой.

– Я Уоллес.

– Я Хьюго. Рад познакомиться с тобой, Уоллес.

– Ты наливаешь чай.

– Я протягиваю тебе чашку.

– Я жду, пока ты нальешь себе.

– Мы одновременно подносим чашки к губам, – сказал Хьюго. – Ты пробуешь чай, твои глаза широко распахиваются. Ты не ожидал, что у чая будет такой вкус.

– Он напоминает мне о том времени, когда я был. Когда все имело смысл.

– Тебе нравится, да?

Уоллес кивает, его глаза горят.

– Очень. Хьюго, я…

Хьюго сказал:

– И может, мы так и сидим весь день. Разговариваем. Ты рассказываешь мне о городе, о людях, спешащих по своим делам. А я тебе о деревьях зимой, о том, как снег, скапливаясь на ветвях, пригибает их к земле. Ты рассказываешь мне обо всем, что видел, обо всех местах, где побывал. И я слушаю тебя и хочу тоже увидеть их.

– Ты можешь сделать это.

– Могу?

– Да. Я покажу их тебе.

– Правда?

– А может, я решаю остаться. – Хьюго желал этого больше всего на свете. – В этом городе. В этом месте.

– И ты будешь приходить ко мне каждый день и пробовать разные сорта чая.

– Многие из них мне не нравятся.

Хьюго рассмеялся: