Под солнцем Сатаны. Дневник сельского священника. Новая история Мушетты. (сборник)

Эволюция художника тесно связана с эволюцией мыслителя: если и раньше взгляды Бернаноса во многом отличались от программных положений «Аксьон Франсез», то в самом начале 30-х годов Бернанос решительно порвал с Шарлем Моррасом. Иначе и не могло быть: менее чем через десять лет Моррас и Бернанос оказались в противоположных лагерях — один пошел с гитлеровцами, другой был на стороне Сопротивления.

От романа «Под солнцем Сатаны» к «Дневнику сельского священника» явственно меняется художественный почерк Бернаноса. Ничего сверхъестественного. Никакой романтизации. Отсюда — усиление объективного начала в повествовании Исчезли ораторские фигуры, патетические обращения к читателю — на смену им пришла простота речи деревенского жителя. Бернанос убежден: искусство не терпит фальши.

«Читал ли ты «Заложника» Поля Клоделя?» — спрашивает кюре из Торси амбрикурского священника, главного героя романа. Получив отрицательный ответ, кюре продолжает: «Господин Клодель гениален, не отрицаю, но все эти литераторы одним миром мазаны: стоит им заговорить о святости, как они погрязают в возвышенном, оно у них так и прет из всех пор. Святость не возвышенна...»

(курсив мой. — Ф. Н.). Бернанос придавал этим мыслям значение принципиальное. Он хотел сказать: при всем своем блеске искусство Клоделя далеко от жизни. С Клоделем закончилась, по сути дела, литературная линия, восходящая к Шатобриану, линия эстетизации религии. Возвышенной, но застывшей картине мира у Клоделя Бернанос противопоставил свое, куда более верное видение мира. Его герой — бедняк, от его имени писатель говорит, в него верит, на него возлагает свои надежды. Он писал: «Секретом надежды владеют бедняки». Из глубины отчаяния брезжит свет.

Амбрикурский священник — ему принадлежит дневник — ведет свой род «от очень бедных людей, поденщиков, чернорабочих, служанок с фермы». Он ни разу не называется по имени: кюре так же безвестен, как и его предки. Как и Дониссан, он больше смахивает на крестьянина, чем на священнослужителя. Человек малообразованный, он и слыхом не слыхивал о Клоделе, но еще подростком прочитал «Детство» Максима Горького. «Детство» стало его любимой книгой: «...эта книга, явившаяся издалека, из сказочных краев, дала мне в товарищи целый народ». С именем Горького священник из Амбрикура связывает неясные, неопределенные надежды на то, что русским — он думает о них «с каким-то любопытством, с нежностью» — удастся уничтожить на земле несправедливость.

У амбрикурского священника, неприметного, смертельно больного человека с тяжелой наследственностью, пытливый ум и несгибаемая воля. В отличие от Дониссана, ему недостаточно верить — он должен знать. А раз поняв, он не может больше мириться с тем, что церковь выполняет роль духовной жандармерии. Он хочет разбудить людей, повернуть их к добру. И, по мнению графа, местного помещика, становится опасным для прихода.

Совершенно закономерно священник вступает в конфликт с обществом, которое должен благословлять. На него ополчаются не только туповатый граф и деревенские лавочники: вместе с ними — настоятель из Бланжермона, иерархический начальник амбрикурского священника. Воинствующий апологет частной собственности, настоятель красноречиво оправдывает «социальную солидарность» церкви с буржуа.

Правда, у амбрикурского священника есть друзья, такие же правдоискатели, что и он: кюре из Торси, человек прямой и откровенный, доктор Дельбанд, стойкий защитник бедняков. Но все трое — одиноки, на них лежит печать обреченности: доктор кончает с собой, торсийского кюре сражает тяжкий недуг. Трагически складывается судьба всех, кто окружает амбрикурского священника. Безнадежно больны доктор Лавинь, осматривающий его в городе, и друг священника Луи Дюфрети, его приютивший, и любовница друга, простая служанка. Эта женщина — безбожница. Луи Дюфрети — священник-расстрига. И все симпатии Бернаноса на стороне этих обездоленных, но глубоко человечных людей. Применительно к «Дневнику сельского священника» можно говорить о чертах народности в творчестве Бернаноса.

Роман заканчивается смертью амбрикурского священника, умирающего со словами: «Ну и что с того? Все благодать». Слова эти со всей очевидностью говорят о том, что ни о каком бунте священник не помышлял. Но подобный образ был для французской литературы новым. От амбрикурского кюре, защитника бедняков, идет прямая линия к образам демократически настроенных священников во французской прогрессивной литературе наших дней. Не помышлял, разумеется, о бунте и сам Бернанос, но картина, им нарисованная, опровергает предсмертные слова сельского священника.