Под тенью века. С. Н. Дурылин в воспоминаниях, письмах, документах

Дорогой Сергей Николаевич! Прошло еще пятнадцать лет. Редко мы видимся. И как хорошо опять помечтать и поговорить с Вами, с тем, которому я так много обязан. С детства Вы незаметно внедрили в меня любовь к искусству и литературе. Спасибо Вам, дорогой Сергей Николаевич! Мой первый учитель и режиссер. Игорь Ильинский[399].

* * *

Дорогой Сергей Николаевич! <…> Мне бы очень хотелось с Вами поговорить о Фаусте Гёте. Исключен ли для меня образ Мефистофеля? Это не потому, что в театре собираются ставить. <…> Но мне почему-то кажется, что Фауст, несмотря на невероятные всяческие трудности, особенно труден для современного зрителя. Все эти заклинания, огни, колдовство и прочее — представляет огромный интерес и мог бы быть громадным театральным событием, если найти правильные к нему ключи. Кроме того, ведь Вы, как никто, можете разъяснить многое сумбурное и неясное, что я сам не могу раскусить. Я никогда не был режиссером (почти). Если бы я стал на этот путь, то, конечно, не первой, но, после определенной закалки в этом деле, определенной и беспокойной моей мечтой была бы работа над этим произведением. Теперь же пока я могу только бесплодно помечтать об этом. Кто, как не Вы, могли бы подогреть и оформить яснее эти мечты. Никому я об этом не говорил. Пишу только Вам. <…>[400]

Пастернак Борис Леонидович

Дорогому Сереже, с которым мы вместе вступили на этот, оказавшийся столь длинным и тернистым, житейский путь. От Бори. Июль 1945[401].

* * *

Дорогой Сережа! <…> У меня к тебе две просьбы, одинаково нескромные. Как ни велико мое желание получить от тебя согласие, будь совершенно свободен в ответ: в твоих добрых чувствах ко мне я так же уверен, как в моих собственных к тебе, и можешь не бояться меня обидеть.

Будь редактором однотомного собранья моих шекспировских переводов. <…> Задача твоя сведется к тому, чтобы труд прошел через твои руки и вышел из них с твоим благословеньем. Разумеется, для нас будет подарком каждая строчка, которую ты бы задумал написать к нему. <…> Но кто, кроме тебя, может с такой силой и правом судить о тексте в его собственном самостоятельном качестве, с его поэтической стороны и театральной. <…>

Другая просьба того же порядка, но гораздо более бессовестная, почти неприличная. В «Лит<ературной> газете», органе, кот<орый> я считаю полицейскими ведомостями в руках трех древних граций и абсолютно враждебным мне, целый год собираются дать то рецензию на «Ромео» и «Антония», то статью о моем последнем сборнике, и нарочно мудрят и манежат, чтобы ничего не дать. <…> Надо ли говорить тебе, что для меня будет торжество и праздник, даже если ты выругаешь меня, столько интересного ты скажешь сверх расставленья баллов. На твоем бы месте я сразу написал бы и о Шекспире, и о самостоятельных стихах, как-то бы это связав. <…> Твой Боря[402]

.

* * *

Дорогой Сережа! <…>Видишь, как часто я стал надоедать тебе. Зимой исполнилось 135 лет со дня рождения Шопена, и «Советское искусство» спешно, за два дня до даты, заказало мне статью, месяцы восхищалось ею, восхищалось и не напечатало. Мне жалко этих мыслей, я хочу, чтоб ты их прочел. По ознакомлении передай статью <…> в Скрябинский музей, ему в собственность[403].

* * *

Дорогой Сережа! <…> Я как угорелый пишу большое повествование в прозе, охватывающее годы нашей жизни от «Мусагета» до последней войны[404], опять мир «Охранной грамоты», но без теоретизирования, в форме романа, шире и таинственнее, с жизненными событиями и драмами, ближе к сути, к миру Блока и направлению моих стихов к Марине. Естественна моя спешка, у меня от пролетающих дней и недель свист в ушах. <…> …в числе немногих, для кого я в данные дни пишу свою вещь, я пишу ее для тебя. <…> Теперь Чагин ушел из Гослитиздата, и Шекспира согласно издать «Искусство». Конечно, я и у них назвал тебя. Там ты в страшном почете, но от тебя как редактора собранья они отказались под тем предлогом, будто скажет, что они («Искусство») и я спрятались за тебя от лингвистов и текстологов. Я отказался от М<ихаила> М<ихайловича Морозова>. <…> Сколько я ни просил в «Лит. газете» показать мне твою статью, я по сей день так ее и не видел. Они врут, будто они ее затеряли. <…> Твой Боря. Сердечный привет Ирине Алексеевне[405].

* * *