Под тенью века. С. Н. Дурылин в воспоминаниях, письмах, документах

Наконец наступило время и мне, и моему товарищу Володе Бриллингу встать на путь «прямой из Москвы до Петербурга», то есть присоединиться ко Святой Православной Церкви. Для этого события был назначен день праздника Введения во храм Пресвятой Богородицы. Все обсудили. Так как наши родители, и мои и Володины, лютеране, вряд ли согласились бы на наш переход в Православие, то надо было это сделать тайно. Не без боли в сердце, с сердечным желанием, чтобы и они пришли в ограду Православной Церкви, с некоторым как бы смущением совести, хотя и делалось святое и спасительное дело, мы вынуждены были что-то родителям сказать, найти какой-то предлог, чтобы переночевать нам у отца Сергия. Накануне мы были, конечно, у всенощной. Часа в четыре утра мы встали и умылись, и в пятом часу утра мы уже шли по улицам. В моей памяти сохранилось, как мы шли по тротуару вверх от Варварской площади (площадь Ногина) вдоль Лубянского сквера к Маросейке. Был мокрый снег, под ногами сочившаяся из-под снежного покрова вода. Было еще темно: освещение давали газовые уличные фонари. С тех пор для меня мерилом поздне-осенней погоды ноября-декабря всегда является картина вот этого раннего вселенского утра. Восемнадцатью годами позже такая же погода была в лагерях «Беломорско-Балтийского канала» (ББК) на берегу Онежского озера, когда я под вечер перед памятью св. Александра Невского 23 ноября/6 декабря 1939 года пел про себя на память всенощную, шагая по двору камендантского лагеря «Пяльма».

Пришли мы в церковь Николы-Клённики на Маросейке — моя духовная колыбель, в которой мы с товарищами впервые увидали протоиерея-старца, из которой мы поехали в Оптину и в которой мне и моему сотоварищу Володе Бриллингу надлежало быть принятыми в лоно Святой Православной Церкви. Еще никого не было из молящихся. Было несколько человек из обслуживающих. Чин присоединения совершал тот же наш отец Сергий Дурылин. Приняли миропомазание. По окончании чина — в это время собирались и молящиеся — начались часы в малом (левом «Никольском») приделе, где мы и стояли недалеко от входа при совершении чина присоединения, а теперь мы взошли на солею, нам дали в руки по свече. Так мы отстояли на солее раннюю литургию, держа зажженные свечи, за которою и причастились Святых Христовых Тайн. Так Пресвятая Богородица явила Себя воистину «Скоропослушницею» и через три месяца после Оптиной устроила присоединение к Церкви. С тех пор прошло пятьдесят лет. Так и еще многажды Господь дарует просимое и более того, если это во благо и спасительно. Так Господь устроил мне и просимое во время пребывания моего в лагерях (1937–1947), а просил я, если угодно это Богу, даровать мне послужить в Церкви священником в какой-нибудь захолустной деревушке, хотя год-два. И вот по прошествии некоторого периода испытаний в 6–7 лет работы по водохозяйственному строительству в колхозах и после отшествия исстрадавшейся жены Анны даровал мне Господь священство не в деревушке, а в селах и городах, не год-два, а пока 18 с половиною лет с присоединением наград и протоиерейства. (Эти строки написаны в июне 1972 года.)

Но помолитесь, верующие читатели моих записок, помолитесь, чтобы эти дары — Православие и Священство — не явились осуждением моего нерадения и душевной холодности… Дары велики, но плоды малы…

Теперь, по принятии Православия, мы все чаще стали посещать храм, не оставляя, впрочем, и Боголюбской часовни, где мы за всенощными принимали участие в пении и чтении, а также предносили свечи. Перед глазами моими стоит тихая и скромная, задумчивая сутуловатая фигура небольшого роста отца Сергия Дурылина. Стоя у аналоя посреди часовни, отец Сергий, как всегда, направит взор свой вниз, как бы рассматривая что-либо или читая, от времени до времени произнося положенные возгласы, не поднимая глаз или почти не поднимая головы. Запомнилась одна деталь: иногда стоя во время монотонного чтения шестопсалмия или кафизм, он почувствует позыв к зевоте. Не закрывая, как обычно, по-светски уста, он, однако, перекрестит рот. Это запомнилось, и я стал делать то же самое во время службы, так иногда и в домашней обстановке. Так проходила зима.

1921–1922 годы. Большие праздники мы проводили большей частью в маросейском храме, где пока мы стояли посреди народа. <…>