Под цикадным деревом

Он взял Анжелу на колени и налил ей сока в оранжевую пластиковую чашку с толстыми стенками и маленькой ручкой.

— Те, кто живет в районе Карриоле, — члены семьи района Карриоле. Понимаешь, о чем я? ’Na famèa — семья на брешианском диалекте. Ты можешь хранить свои секреты и думать, что они принадлежат тебе, но если ты живешь здесь, то секреты, которые ты хранишь, останутся в районе. Так почему бы не рассказать о них. Тем более если тебе нечего скрывать.

Мы посмотрели друг на друга. Его глаза сверкали, блестели из-за очков. У меня на языке крутилось множество вопросов. Я решила задать ему хотя бы один.

— Роберто, скажи, знал ли ты женщину, которая недавно умерла? Ее звали Эвтерпа, она жила в этом районе, вон на той улице… — я показала в сторону, где улица, на которой стоял дом бабушки и дедушки, выходила на площадь.

Роберто задумался на несколько секунд.

— Нет, я не помню никого с таким именем.

Ясно. Тетя Эвти была очень замкнутой, почти монахиней в миру, особенно в последние годы. Внезапно до меня дошло, что она стыдилась болезни Альцгеймера. Боялась не справиться, пропустить встречи, перестать быть собой: самодостаточной женщиной, которая никогда не полагалась на кого-то еще, сама себя обеспечивала, принимала решения, иногда непростые, например о переезде к нам, чтобы мы могли присматривать за ней, помогать. Недуг отнял у нее все.

Другая мысль холодом отозвалась у меня в груди: когда я видела тетю в последний раз, она не была тяжело больна. Она молча смотрела на меня несколько секунд и узнала во мне свою племянницу. Она держалась на ногах. Если бы маме стало хуже, я бы не позволила ей вести себя безрассудно, жить одной с таким серьезным заболеванием.

А потом тетя умерла. Ее состояние не ухудшалось, не было никаких тревожных звоночков. Возможно, она сама распознала их?

Она покупала продукты, забывала, что купила их, и снова шла в магазин, перестала узнавать знакомых. Драгоценные воспоминания, которые она хранила, начали меркнуть. Ее память становилась ненадежной, с ней угасали жизни Лоренцо и Нери…

Перед лицом такой опасности, возможно, Эвтерпа приняла еще одно решение по поводу своей жизни? Отчет о ее вскрытии еще не пришел, мы, разумеется, считали, что дело в болезни Альцгеймера, и не задумывались о причинах смерти. Но да, она была из тех, кто…

— Чечилия? Она была твоей родственницей, эта синьора Эвтерпа?

— Моей тетушкой. Самой старшей. И… раз уж речь зашла о семье района Карриоле…

— Да?

— Правило работает, даже если ты вернулся жить сюда?

Роберто посмотрел на меня с легким удивлением.

— Разумеется.

— Что вы знаете о семье? Вы же родились в Милане. Вы не имеете отношения к семье района Карриоле.

Теперь я загнала его в тупик. Он поставил Анжелу на пол, и она тут же помчалась к холодильнику с джелато[17]. Девочка ждала порцию фисташкового джелато почти шесть часов.

— Не соглашусь с тобой. — Роберто скрестил руки на столе и потер пальцы друг о друга. — Я провел в Милане детство и большую часть жизни, но родился здесь.

У меня зазвонил телефон. На голубовато-сером экране «Нокии» высветилось «Кай».

— Извините, мне нужно ответить.

Я нажала на зеленую кнопку, встала из-за стола и вышла из бара.

— Алло?

— Чечилия, тебе лучше вернуться.

— Почему? Мама заболела?

Минута молчания. Затем Кай заговорил, и площадь, окружающие ее здания, фонтан, лазурная вода в нем наплыли на меня, их очертания размылись и заколебались, будто в фильме.

— Я не знаю, больна она или здорова. Она… исчезла. Когда я приехал, дверь твоего дома была закрыта, но не заперта. На кухне я обнаружил дымящуюся кастрюлю на горячей конфорке.

Задание с яйцом

Брешиа, 1945

Когда-то в курятнике они чувствовали себя уютно.

Они встречались там, потому что от спящих кур сарай наполнялся влажным приятным теплом, и Нери находил вонь курятника более терпимой, чем холод заброшенных хижин, затерянных между холмами, где с октября по март дул треклятый ветер, где ледяной туман днем и ночью проникал под его одежду — грязную, другой у него не водилось, — и сковывал тело, оставляя волосы и щеки мокрыми, пугая Нери до смерти своей способностью усыплять.

Он пришел на задний двор дома Флавиани за два часа до рассвета, прячась в кромешной ночной тьме, идеально подходящей для того, что ему предстояло. Густые темно-серые, почти фиолетового цвета облака полностью скрывали луну, которая могла помешать ему добраться до места назначения. Он шел по дороге вслепую, ведь знал ее наизусть; в конце концов, дорога вела к дому подруги.

В темноте и Нери, и Эвтерпе меньше грозила опасность.

— У звезд…

Нери разобрал шепот, который не расслышал бы никто другой. Никто, кроме него: Нери был партизаном. Мозг подсказывал ему, когда он по глупости поддавался дремоте, — спать было нельзя, если только не боишься умереть от переохлаждения, или попасть в плен, или, что еще хуже, задержать своих и потому отсрочить начало операций, зависящих от твоих действий, а это влечет за собой неприятности, еще большие задержки, путаницу, ошибки, пленных. Мертвых.