Под знаменем Врангеля: заметки бывшего военного прокурора

В полках только какая-нибудь четверть годилась для строя, остальная же часть состояла из влитых в эти полки остатков от разных тыловых учреждений, из заштатных генералов и офицеров и т. д.

— Тут братвы мало… Тут самоё офицерьё! — заявляли мамонтовские ветераны.

Неугомонный «Общеказачий Сельско-Хозяйственный Союз», надутый ген. Абрамовым, не успокоился. Его заправилы снова начали энергично хлопотать перед болгарским правительством о разрешении ввезти в Болгарию с Лемноса еще тысячу беженцев. Стамболийский согласился.

Слух о предстоящей отправке новой партии в страну братушек проник на Лемнос. Б. Жиров писал в своей летописи:

Слышим вдруг со всех сторонВесть весьма коварну:

Надо тысячу персонНа работы в Варну.И дебаты вновь идутСтрастные, лихие:Беженцы ль туда пойдутИли строевые.

Представитель Сельско-Хозяйственного Союза запоздал прибыть на Лемнос, и ген. Абрамов повторил прежний маневр, погрузив Платовский полк. На этот раз шулерскую проделку Союзу удалось заметить и ликвидировать своевременно. Как только полк доехал до Константинополя, французы его там задержали, пересадили на вернувшийся из России «Решид-Пашу» и вернули на Лемнос. Ген. Абрамов изловчился передать на пароход приказание, чтобы полк не выгружался. Тогда французский комендант пригрозил открыть огонь по пароходу. После этого началась высадка платовцев. Французы объявили, что в Болгарию нужна артель, а не войсковая часть. Представители союза Г. Ф. Фальчиков и Л. В. Белашов, под прикрытием французских часовых, стали производить запись. Измучившись на неприветливом острове и утратив веру в армию, записывались все, — и офицеры, и врачи, и чиновники, и женщины, и простые казаки, как числившиеся в полках, так и состоявшие в беженском батальоне. Всякому хотелось поскорее вырваться на свет божий из мрака врангелевского лагеря и зажить новой, осмысленной, самостоятельной жизнью.

9 июля состоялась отправка.

К французской комендатуре с утра то и дело тащатся люди, закинув на спины мешки со своим барахлом и дарами Америки. Тут нет знамен, нет барабанов, сняты погоны, не слышно начальнического окрика. Л. В. Балашов объясняет собравшимся цели Сельскохозяйственного Союза.

— Мы хотим избавить вас от того морального гнета, в котором вы находитесь здесь, на острове, избавить вас от главенства тех лиц, которые хотят до бесконечности играть в солдатики. Бели кто-либо из вас, по приезде в Болгарию, устроится самостоятельно, помимо Союза, то мы будем только рады, так как тогда наша цель будет достигнута.

Белые рабы! — шипели информаторы по адресу тех, кто хотел покинуть Лемнос, отречься от своего вольного или невольного белого прошлого, разорвать всякую связь с врангелевщиной и заняться мирным трудом в стране братушек.

Грабьте до конца и воюйте до победы, — отвечали им отъезжающие.

Я был в их числе.

Кому, кому, а вам-то за измену долгу и родине намыленная веревка в первую очередь, — слышал я по своему адресу угрозы со стороны «спасателей отечества», когда шел в толпе на пристань. — Главнокомандующий в Сербии и Болгарии опять соберет под свои знамена всех своих бывших подчиненных. Вам тогда не сдобровать! Не ждите прощения.

Я махнул рукой.

Посмотрим, как ему удастся собрать… Довольно с него и крымской авантюры… Хватит!

Когда паровая баржа подвезла нас к пароходу, мой взгляд невольно упал на его черную стену, на которой неведомая рука намазала мелом:

«Решид-Судьба».

Решит судьба! — подумал я и начал подниматься по трапу.

Спустя полгода Врангель, действительно, сделал попытку собрать все свое рассеявшееся по Балканам стадо, зажать его в тиски суровой военной дисциплины, подогреть в нем ненависть к Советской власти и держать его наготове для новых кровавых авантюр.

Но он натолкнулся на такое страшное сопротивление своих бывших воинов, перековавших мечи на плуги, осознавших правду и скорбь трудовой жизни и уже стремившихся безболезненно вернуться под власть Серпа и Молота, что в эмиграции возникла настоящая гражданская война.

В период ее я находился в том стане, который сокрушал знамена Врангеля.

Крымский неудачник проиграл и эту войну.[60] Намыленная веревка осталась без употребления.