«Дема-а-а-а-а, мне сделали наконец ультразвук. У нас будет мальчик! Ты представляешь? Парень! Кругленький такой, лежит калачиком и похож на бублик. Решила пока называть его Бубликом! Мамка присутствовала первый раз на таком мероприятии, говорит, чуть в обморок не рухнула, когда увидела нечто шевелящееся у меня в животе. Сказала, что вроде, тьфу-тьфу, смотрится неизвестный товарищ хорошо. Ну посмотрим, пока еще что-то говорить рано, поэтому и не буду. Никаких прогнозов не делают, это и понятно, сегодня хорошо – и на том спасибо! Ты за меня не волнуйся, я лежу и терплю и буду здесь, сколько скажут. Иногда мне чудится, что открывается дверь и в палату входит мамка, а позади возвышается твоя любопытная голова… Хотя такого сюрприза мне не надо, чтобы не случилось нежданчика.
Любименький мой, совсем не получается тебе объяснить, как я скучаю, потому что все равно это будет непонятно, да и выразить я не смогу, а как подумаю, что неизвестно, когда еще мы с тобой увидимся, так хочется плакать и даже местами рыдать. Спасибо еще, что мне довольно часто снятся сны на индийскую тему, где главный герой, естественно, ты, – поешь бабьим голосом и неистово танцуешь индийский танец, и все становится не так грустно, когда я просыпаюсь от смеха! Очень обидно, что ты теперь редко показываешься по телевизору, как говорит мама, но надо все это пережить, ничего другого и не придумаешь – у тебя работа, у меня моя больница. Дай бог, все исправится, подождем. Мне тебя очень и очень здесь не хватает, с тобой было бы намного легче. Спасибо, мамка меня поддерживает морально и физически, хотя сама очень устала и умоталась, а ведь ей скоро книжку сдавать. Она ездит ко мне каждый день, как на работу, хотя, думаю, в этом уже нет такой необходимости, но тем не менее утром собирается и едет и сидит иногда по несколько часов. Ее пока очень трудно переубедить, но все равно хочу ее разгрузить, а то правда очень ее жалко. Плохо, что это очень далеко, но без мамы мне бы не вылежать. Так что можно сказать, мы с ней лежим в больнице вдвоем. Тяжело, конечно, что все это надолго… Я уже устала, а это только начало.
Вот, Демочка, такие вот вести издалека. Хожу уже чуть больше. Если неделю назад разрешали только до туалета дойти, то сейчас уже гуляю по коридору, дохожу до телефона-автомата. В общем, сама себе хозяйка, хотя еще немного плывет голова. Но понимаю, что без тренировки это не пройдет. Телефон висит совсем недалеко от палаты, но очередь всегда, а поскольку долго мне стоять нельзя, хочется подойти, всех растолкать и набрать знакомый номер. Вдруг бы ты подошел? Представляешь, какое это было бы для меня радостное событие? Ну, чем черт не шутит, может, и выпустят меня отсюда когда-нибудь…
А вчера в приемном покое знакомая медсестра устроила нам очную ставку с папкой! Мы были взаимно счастливы и радовались как дети, я – им, а он – мной, если не врет. Лидку наблюдала только с третьего этажа, она приехала вчера вечером, было уже темно, и передала мне три бутылки боржома. В записочке написала, чтобы я выглянула в окошечко. Я в окно смотрю, там темень, как в лесу, и вижу в свете фар только Лидкины ноги. Она приседала и так и сяк, подставляла под фары лицо, но я все равно ничего разглядеть не смогла. Она плюнула на все и уехала, а потом, плача, сообщила по телефону, что очень почему-то расстроилась и никогда больше ночью ко мне не приедет.
О моем выпуске из больницы никто пока не думает, тем более что уехала главная врачиха отделения, которая мной все время занималась. Вероятно, на той неделе опять мне сделают 1000 анализов и будут смотреть, что да как. Я уже тут прижилась. Никуда от этого не деться, хотя так хочется домой, просто сил нет, особенно если ты приедешь хоть на недельку, а ведь это вполне возможно! Попробуй!
А в остальном без новостей. Так что я лежу тут и жду у моря погоды, все жду, жду, жду… Представляешь, лежу уже с самого прилета, с 12 сентября… Даже дома не побывала. Тяжело, конечно, тошно, муторно, и я безумно скучаю. Ну что поделаешь, надо, тем более сейчас немного полегче – я стала ходить и ты мне начал писать. У нас уже совсем осень-осень, была даже метель-пурга. Я давно ничего такого не видела, и после индийской жары очень это меня впечатлило. Сейчас немножко потеплело, выше нуля на 3–5, но все ходят в пальто и шапках. У тебя, наверное, уже вполне приличная погода, раз ты спишь без кондиционера. Попроси, пожалуйста, Камчу, чтобы он нашел опытного мастера, который смог бы хорошенько заделать низ окна в спальне, там, где кондиционер, а то там ведь практически дыра – стоит картонка и все. Пусть ее заделает. Во-первых, грязи в спальне будет меньше, а то везде щели и оттуда очень заносит пыль, и, во-вторых, всякая гадость не будет заползать и залетать. Вспомни, какие у нас были тараканы! Богатыри! Да и потом не так шумно будет и вообще надежнее, а то ткнул пальцем – и заходи!
Пригодились ли тебе книжки, которые я попросила мамку тебе послать? Как жалко, что запретили привозить хлеб и сыр, ты уже давно ничего такого родного не ел. Ну да ничего, приедешь и откормлю тебя в Москве! Время еле-еле движется, а может, это мне так отсюда кажется.
На Горького, по слухам, заканчивается стройка века, послезавтра циклюют полы и тогда уже точно все! После циклевки – генеральная уборка, повесят новые занавески из коричневого бархата (я их, естественно, еще не видела), а мебель уже обили, говорят, очень красиво.
Звонил портной, скоро папка с ним встретится. В общем, все спокойно. Как ты кормишься? Что тебе готовит Камча? Как дом, машина и мои цветочки? Вопросов много, ответов мало. Крепко тебя целую! Только не болей, одному болеть скучно! Твоя Кукуша.
P. S. Очень хочу назвать его Алешей, у папки была мечта так назвать сына, если родится. Но вместо Лешки родилась Катька!
Целую тебя крепко, твоя пузатая мальчуковая репка!»
