«Демочка-Дремочка!
Лежу-у-у-у в больни-и-и-ице я-я-я-я-я (на мотив “Иду к Максиму я”). Снова заложили, не дали дома понаслаждаться, сказали, что спокойнее среди врачей. Залегла практически из-за каких-то папиных друзей… Они меня устроили в Четвертое управление, а тут, как водится, лучше пере-, чем недо-, так вот, у меня, как мне кажется, тот случай, когда пере-… И сваливают, суки, на возраст! Я, видите ли, «для этого» еще и оказалась слишком пожилая, можно сказать, долгожитель! Я обиделась и… легла. Эти же самые врачи сначала говорили, что с этим моим страшным возрастом надо лежать дома, побольше отдыхать, пить но-шпу, ничего не поднимать и т. д. А потом, как узнали, что директива чуть ли не от Самого, сразу добавляют, что вообще это очень хорошо, мол, что вы легли в стационар, что лучше понаблюдать, то, се, пятое, десятое. Пью ту же но-шпу, лежу в том же горизонтальном положении. Только очень мерзну – корпус новый, везде огромные щели… Ничего, это закаляет! Сколько здесь пробуду, не знаю, но потом точно поеду жить в Переделкино, дышать же иногда тоже надо.
Дом, где я снова лежу, называется славно: Всесоюзный научно-исследовательский центр по охране здоровья матери и ребенка, мамка тебе, наверное, писала! Только я до сих пор не поняла, в качестве кого меня сюда положили: в качестве матери, ребенка или “охраняется государством” как памятник старины? Приедешь – сам разбирайся. Уже второй раз тут, все в том же отделении у Марии Львовны. Думала, просто больница, а оказывается – целый центр!
Теперь о квартире. Дела вроде сдвинулись, в том смысле, что наш вопрос уже рассмотрели в исполкоме. Будут скоро давать смотровые ордера. Но это позже.
С погодой в Москве стало фигово – самое неприятное время: мерзко, мокро, ветрено, теплее уже, конечно, не будет. А что это за погода – +10, да еще жутко ветрено. Демочка, ты мне очень понравился в последнем интервью – спокойно говорил и губки не строил курьей жопкой.
Врачи все сошлись в одном: ни о каких перелетах не может быть и речи, хоть это было первое, о чем я спросила, нет и нет, летать никак нельзя! Я очень к тебе просилась, но они все в один голос кричат, что надо доходить только здесь, вернее, долежать, потому что снова садиться в самолет после того, что случилось, – самоубийство, в самолете все снова может начаться из-за перепадов давления, а в воздухе в этот раз вряд ли кто поможет. Я предложила поехать на пароходе, на что мамка мне резонно заявила, что в Бомбей я приеду уже не одна, а с двухлетним ребенком на руках. Так что это пока единственный путь отправиться к тебе в командировку! Будем искать и другие возможности, подождем, короче. Зато обещали отпустить с родителями в Юрмалу на пару неделек, сказали, что морской воздух после такого долгого лежания в больнице – это самое оно! Ну, посмотрим, я уже ничего не загадываю.
Демочка, еще раз прошу, не волнуйся ни о чем, я тоже постараюсь! Мне все говорят, что сейчас я должна думать только о себе и быть закоренелой эгоисткой. Ну как же я могу думать только о себе, когда ты у меня там один в такой дали и даже письма присылаешь редко?
Очень крепко тебя целую и люблю, твоя Кукуша».
