– Но всего Зенон создал четыре парадокса, насколько мы помним, – продолжала леди ле Гион. – И все они основаны на том, что в природе существует такая вещь, как наимельчайшая частица времени. И таковая частица должна существовать, не так ли? Возьмем настоящее. Оно просто обязано обладать продолжительностью, потому что один его конец связан с прошлым, а другой – с будущим, и если у настоящего нет продолжительности, значит, его не существует вовсе. Не существует времени, в котором помещалось бы это самое настоящее.
Джереми вдруг влюбился. Последний раз он испытывал подобное чувство в четырнадцать месяцев от роду, когда взломал заднюю дверцу стоявших в яслях часов.
– Вы говорите… о знаменитом «тике вселенной», – сказал он. – Но на целом свете не существует зубореза, который мог бы изготовить столь маленькие шестерни…
– Все зависит от того, что именно называть шестерней. Ты читал это?
Леди ле Гион махнула рукой одному из троллей, который тяжелым шагом пробухал к прилавку и положил на него продолговатый сверток.
Джереми развернул бумагу. И увидел небольшую книжку.
– «Гримуарные сказки»? – удивился он.
– Прочти историю о стеклянных часах Бад-Гутталлинна, – велела леди ле Гион.
– Но это же детские сказки! – удивился Джереми. – Чему из них можно научиться?
– Кто знает. Мы зайдем завтра, – сказала леди ле Гион, – и ты расскажешь нам о своих планах. А тем временем вот тебе скромный подарок, свидетельствующий о нашем добром расположении.
Тролль положил на прилавок тяжелый кожаный мешочек. Изнутри донесся глухой сочный звон, который способно издавать только золото. Джереми не обратил на мешочек ни малейшего внимания. Золота у него было много. Его часы покупали даже часовщики, причем самые искусные. Золото имело для него значение только потому, что его наличие позволяло Джереми работать над новыми часами. А новые часы приносили еще больше золота. Таким образом, золото лишь занимало пространство между часами, не более того.
– А еще мы можем добыть тебе инвар, причем в больших количествах, – продолжала леди ле Гион. – Это будет частью оплаты за твои услуги, хотя признаем, даже инвар не сможет послужить твоим целям. Мастер Джереми, мы оба понимаем, настоящей платой за создание тобой действительно точных часов будет возможность создать первые действительно точные часы, не так ли?
Он несколько натянуто улыбнулся.
– Это было бы… чудесно, да только вряд ли выполнимо. В противном случае это станет… концом всего часового дела.
– Да, – согласилась леди ле Гион. – Больше никто и никогда не будет делать часы.
А на этом письменном столе царил идеальный порядок.
Лежала стопка книг, рядом с ними – линейка.
И стояли сделанные из картона часы.
Госпожа взяла их в руки.
Других учительниц в школе называли Стефанией, Джоанной и так далее, но ее все без исключения называли «госпожа Сьюзен». Всегда только так, и никак иначе. Это выражение – «и никак иначе» – вообще очень подходило ко всему, что касалось госпожи Сьюзен. Она настаивала на обращении «госпожа Сьюзен» примерно так же, как, допустим, король настаивал на обращении к своей персоне «ваше величество». И примерно по тем же причинам.
Госпожа Сьюзен всегда была одета в черное, к чему директриса относилась весьма неодобрительно, но ничего не могла с этим поделать, потому что черный цвет был
Да и вообще, к госпоже Сьюзен было очень трудно относиться неодобрительно, потому что в таком случае она удостаивала вас Взглядом. Он не был угрожающим, напротив, был холодным и спокойным. Просто вам очень не хотелось почувствовать его на себе еще раз.
Взгляд оказывался полезным и на уроках. Взять, к примеру, домашние работы, еще одна Архаичная Практика, против которой безрезультатно выступала директриса. У учеников госпожи Сьюзен собака никогда не съедала тетрадку с домашней работой, потому что каждый ученик забирал с собой домой частичку госпожи Сьюзен; вместо этого собака приносила ручку и смотрела на тебя умоляющим взглядом, пока домашняя работа не была выполнена до конца. Госпожа Сьюзен умела безошибочно определять как проявления лени, так и приметы подлинного старания. И вопреки указаниям директрисы госпожа Сьюзен никогда не позволяла детям делать то, что им нравится. Она, наоборот, позволяла им делать то, что нравится ей. И на поверку это было куда интереснее для всех.
Госпожа Сьюзен подняла картонные часы и спросила:
– Кто может сказать, что это такое?
Поднялся целый лес рук.
– Да, Миранда.
– Это часы, госпожа Сьюзен.