Подгоряне

консервного завода, с хлебопекарни, ликеро-водочного, строительного

предприятий, с завода по изготовлению железных заборов и ворот и других -

словом, все специалисты, оставшиеся еще в бывшем райцентре, обзавелись

теперь кроликами, клетками с канарейками и попугаями, аквариумами с

диковинными рыбками.

Дискуссии разгорались жарче, когда к парикмахерской или кинотеатру

приходили городские фотографы. Фотомастер Шура мог с успехом заменить

печатный орган, он был вроде живой газеты. Он запечатлевал на пленку все,

что попадало в его объектив: эти сам-ые клетки с кроликами, попугаями и

канарейками, аквариумы и прочее; бывал, разумеется, на всех свадьбах,

мотался по всей округе, все видел, все слышал и был похож на торбу,

наполненную до краев новостями. Его, как и волка, кормили ноги. Проникал

всюду.

Как всякий провинциальный фотограф, Шура был чрезвычайно нахален. Из

своих поездок никогда не возвращался с пустыми руками. Со свадебных и иных

праздничных столов к нему каким-то таинственным образом перекочевывали

преогромные бутыли с вином, покоившиеся в чуть заплесневелыд ивовых

плетенках, водочные и коньячные посудины и всякого рода и размера пакетики с

жареным и вареным мясом. И жил не тужил предприимчивый Шура, нимало не

страдая от того, что родной городок превратился в жалкое захолустье.

Как бы там, однако, ни было, но именно этот городок обслуживал

преобразившиеся и обновившиеся села и деревни, посылая в них своих мастеров

для исправления телевизоров, холодильников, стиральных машин и прочих

атрибутов современной цивилизации. Были в городе бригады и по ремонту дорог,

по возведению домов, по сооружению уже помянутых мною ажурных ворот и

заборов из железа - всеми этими делами ведал местный промкомбинат. Шифер и

черепица для крыш - тоже его забота. В киосках продавался прескверный

лимонад, а вот хлеб выпекался, как и прежде, превосходный - вкусный и

душистый.

Коренные городские труженики по утрам уходили на свои рабочие места, а

возвратясь, рано ложились спать. Бывшие же землепашцы, ставшие рабочими,

вечерами уезжали на ночлег в свои села и деревни - так-то и мотались

туда-сюда на автобусах и попутных грузовиках. Селения заливались

электрическим светом, являющимся как бы отблеском пришедшей новизны, во всех

окнах по ночам видны были голубые пятна телевизоров, накрепко привязавших к

себе обитателей домов, Как бы заживо похоронивших их там. Никто не выйдет за

калитку своей крепости, не обмолвится словом-другим с соседом, который тоже

прикован к этому дьяволу-телевизору. Почти ничего не осталось от прежнего

уклада. Все куда-то уезжали, откуда-то приезжали, электросвет зажигался и

гас, как на стадионах или на строительных площадках.

Неделями я не мог встретить никого из тех, с кем можно было бы

поговорить, отвести душу. Мне бы хоть какое-нибудь занятие, но и его нет:

родительский двор давно опустел, обесскотинел. Вся моя забота состояла в

том, чтобы я сидел дома и присматривал за дедушкой. Бесконечное чтение книг

надоело, от телевизионных передач рябило в глазах. Поэтому я и радовался как

дитя малое, когда приходил погостить к нам бадя Василе Суфлецелу: а вдруг,

думаю, в его почтальонской сумке отыщется и для меня конверт. Но покамест не

получил никаких вестей-новостей. Оставалось только сидеть и ждать. А у бади

Василе было свое на уме. Застав меня дома, он сейчас же вопрошал:

- Ты не видал моих овечек?.. Правда ведь - не видал? Пойдем-ка, я

покажу тебе их!..

Он говорил так, а глаза светились гордостью. И было отчего: овец в селе

сильно поуменьшилось, а у бади Василе сохранилось семь овечек, которые к

тому же были дойными.

- И годовалых поросят моих не видел? Хватал меня единственной рукой и

почти силою

волок через свой сад во двор, к закутку, где похрюкивали его годовалые

кабаны.

- Ну, что скажешь?.. К весне наберут сотню?

Я пожал плечами, поскольку первый раз в своей жизни видел такую породу

свиней. Сосед пояснил, что купил их на заводе. Поросята венгерские. Видя,

что я разбираюсь в этом, как свинья в апельсинах, бадя Василе и не ждал от

меня какого-либо определенного ответа. К тому же сам-то он отлично знал,

какой вес наберут его "иностранцы" уже к рождеству.

- Зимой обязательно куплю еще парочку маленьких, - выкладывал Василе

свои планы. - На Украине молодцы. Даром раздают с колхозных и совхозных ферм

поросят колхозникам и рабочим. Сам видел в Одесской области. А у нас нужно

покупать. И продают их нам дороговато. Правда, убытку не будет. Свинья хоть

и прожорлива, но не разорит. Лопает все подряд; картофельные очистки,

остатки от нашего обеда, разные там объедки, сыворотку от овечьего молока. А

когда пойдут травы, запаривай для них лебеду, осот, молочай, крапиву,

подбрось туда немножко отходов - уплетут за милую душу. Не заметишь, как

вырастут, и на всю зиму ты опять со своим мясом. Недаром же говорится: