Подгоряне

Илие, наберешься столько сил, что сокрушишь любого противника в борьбе за

совхозного барана! - сказал я. - А от такого количества яиц можешь стать

оперным певцом!

При этих словах Илие Унгуряну расплылся в широченной улыбке. Железные

крышечки от бутылок оч откупоривал зубами, которые, конечно же, были крепче

железа. Для этого приоткрывал рот, обнимал губами горлышко посудины,

захватывал ее зубами, с хрустом открывал крышечку и выплевывал ее на землю.

Можно было подумать, что он лузгает тыквенные семечки. Я забирал

откупоренные бутылки и ставил их на стол, в тени. Так мы приступили к обеду.

Я выложил харчишки, принесенные из дому. Нашлось что пожевать и у Илие. Пиво

вернуло нам аппетит, несмотря на то что на дворе была августовская жара. К.

сырым яичкам я не притронулся. А Илие перед каждой бутылкой делал два

глубоких вдоха, сглатывал содержимое двух яиц и заливал все это пивом. Два

яйца на бутылку пива - таков состав его "коктейля".

Отдыхая среди опорожненных бутылок, Илие предавался воспоминаниям.

Вспомнил годы организации колхоза и те, когда был пастухом, не позабыл нашу

с ним беготню по камышовым зарослям пруда и то, как мы похитили огромную

флягу вина у Иосуба Вырлана. Тот упрятал ее в бурдючок и прикопал в конце

своей пшеничной делянки. Илие проследил за действиями кукоаровского

пройдохи - это и решило судьбу его фляги. Обнаружив пропажу, Иосуб вскочил

на коня, чтобы догнать и высечь нас. Но мы притаились в камышах вместе со

своей добычей.

- Эх, и матерился же лысый черт!.. Носился, как демон, где-то рядом,

но нас так и не увидел!.. А вот сейчас укради кто у меня бурдючок - и не

подумаю искать! Клянусь господом богом!

- А если б у тебя утащили пиво?

- Это совсем другое дело. Вино есть в каждом погребе. А ты попробуй

достать пиво в такую-то жару!

Поедал яички Илие по-своему. Разобьет ножичком с одного, острого,

конца, противоположный просверлит штопором того же ножа и, запрокинув

голову, словно поршнем втягивает в себя солоноватую жидкость. Вся операция

занимает у него всего лишь несколько секунд: раз, два - и там!

- Однажды летом, - продолжал вспоминать Илие, - я похитил бурдючок и у

мош Тоадера, твоего дедушки. Он держал его в колодце возле дороги. Беш-майор

косил пшеницу в Бэбяску. Он и не видел, как я подкрался к его винцу. Распили

мы его с ребятами. Но и этого нам показалось мало. Наполнили бурдюк водой и

вернули на прежнее место. Сами же спрятались неподалеку и стали наблюдать,

что же будет... Мош Тоадер не искал похитителей. Сделав хороший глоток из

бурдючка, он в недоумении стал ощупывать его руками и глазами: не прохудился

ли? Вино явно смахивало на воду. Убедившись, что бурдюк цел и невредим,

посмотрел в сторону делянки Иосуба Вырлана и сердито прокричал: "Из

собачьего хвоста не сделаешь шелкового сита!.."

Иосуб убирал пшеницу вместе с сыном. Издалека он не разобрал, что мош

Тоадер читает ему проповедь, а потому никак на нее и не отреагировал, а то

бы непременно полез в драку.

На свои виноградные сотки Илие доставил меня на тракторе: кончился

полуденный перерыв и мы должны были вновь приступить к работе. Мы помнили

поговорку: один летний день год кормит.

При расставании Илие как-то странно и долго посмотрел на меня. Виновато

улыбнувшись, спросил, волнуясь:

- А ты, Тоадер, действительно бегал голышом по Москве?

- А ты сам-то как думаешь, Илие?

- Я?" Ну что я могу подумать?.. У нас... можно... конечно... и

голышом... Вот хоть сейчас, сбрасывай с себя все и бегай... Тебя никто тут и

не увидит... Но в Москве... Там столько народу... Не приведи бог!.. В

сумасшедший дом отправят!..

5

Наивный человек, я думал, что в селе угомонились, позабыли о сплетнях,

пущенных кем-то в мой адрес. Ан нет! Даже Илие Унгуряну, грамотный, в

общем-то вполне современный мужик, и тот верил в бабские наговоры! Может, не

вполне, но все-таки верил. Что поделаешь? На каждый роток не накинешь

платок, как говорится в народном присловье.

Я заканчивал зеленую обрезку последнего рядка, но радости от того, что

сделал полезное дело, не испытывал. В прежние годы было все иначе. Перед

началом работы я приходил в отчаяние. Принимался ли за прополку делянки или

начинал перекапывать виноградники, очищать их и привязывать к колышкам, я

всегда думал, что мне не одолеть такой кучи дел, что и во веки веков я не

дойду от одного конца делянки до другого. Постепенно, однако, втягивался в

работу, двигался дальше, дальше. Отдыхая в полдень, окидывал взором

проделанную работу. Увидав, что сделано уже очень много, я набрасывался на

нее, работу, с новою, удвоенною силой и забывал при этом обо всем на свете.

Не замечал усталости, не замечал, как бежит время. Работал бы и ночью, если

чего-то не успел днем. Душевное ликование нарастало, и когда подходил к

концу, слышал на сердце какую-то чудесную музыку, аза плечами будто бы

вырастали крылья. Тогда я на собственном опыте убеждался в глубокой мудрости