Подкова на счастье

Бой шёл на улицах огромного и почему-то знакомого города. Это был современный бой, жуткий и кровавый. Рушились огромные здания, поднимая клубы праха. Били орудия. Ревели самолёты, оглушительно выли вертолётные винты. Волны людей в камуфляже решительно и безоглядно рвались по улицам. Взрывались и горели приземистые боевые машины. Из окон стреляли, воздух был пронизан смертью. Вертолёты высаживали людей прямо на крыши, и те тут же бросались в бой, лезли в окна и проломы. Вскипали бешеные рукопашные, трудно было понять, кто с кем сражается. Трупы летели в проёмы лестниц, на улицу — молча, сцепившись враг с врагом. Впереди вставало большое здание — белый купол проломлен, валит дым, огонь взвихривается спиралями. Кругом — техника, рвы, надолбы. Казалось, в этом аду уцелеть нельзя, но атакующие ближе, ближе… "Да это же Белый Дом! — подумал Тим ошеломлённо. — Белый Дом в Вашингтоне!" Плеснуло знамя — чёрно-жёлто-белое полотнище, порванное, пробитое. Его нёс высокий человек, которого охраняли с десяток огромных солдат — не в шлемах, как другие, а в чёрных беретах, они смыкались возле знаменосца живым кольцом, полосуя огнём всё вокруг, упорно пробивались по ступеням… Картинка смазалась, потом — появилась снова. Падает в чёрный дым полосатое полотнище-матрас, похожее на вскинутую руку умирающего человека, протянутую жестом отчаянья. Рослый солдат водружает чёрно-жёлто-белое полотнище, оборачивается к невидимым товарищам, кричит что-то радостное…

Тимка ахнул. Это был он! Он, точно он! Конечно, намного старше, лет тридцати, а то и больше, но — он!!! И — голос, женский голос:

— Русь своим детям живою водой

Вылечит множество колотых ран…

…Тимка сел и помотал головой, не открывая глаз. Затылок гудел, как колокол после удара. Солнце перевалило к трём часам, не меньше; Олег и Бес спали, по-прежнему паслись кони. Кожаная одежда нагрелась до ожога. Тимка зевнул, дёрнул шнуровку на груди, пытаясь понять, что ему снилось, а что нет. Под пальцы попался тяжёлый медальон, висевший на груди на плетёном шнурке. Тимка вытащил его — в глаза плеснуло серебряным светом, чистым и отточенным…

— Ого… — пробормотал Тимка и, оглядевшись, пружинисто вскочил на ноги. — Полуденица! — позвал он громко. — Полуденица, откликнись!

Он кричал бы, наверное, ещё, если бы не голос Беса:

— Да не ори ты.

Тимка оглянулся. Бес сидел на траве, зевал во весь рот и потягивался. Олег тоже завозился, что-то пробормотал.

— Я… — начал Тимка, но Бес прервал его: