Подлинная «судьба резидента». Долгий путь на Родину

До этого я работал диктором, изредка составлял небольшие комментарии. Точнее, «прислуживал» другим сотрудникам. Безусловно, два года на радио не прошли бесполезно, так как я мог наблюдать за работой опытных журналистов, проводить анализ и делать собственные выводы. Внутренне я уже созрел, чтобы перейти из категории практикантов в категорию профессионалов. Необходим был только повод, сигнал, вызов …

В ночь с 20 на 21 августа 1968 года в моей квартире громко зазвонил телефон и вырвал меня из глубокого сна.

«Олег, тут Перуанский. Торопись на радио».

«Что стряслось? Война, что ли? Или пожар разгорелся? Может, диверсия какая?».

«Будь добр, не задавай мне вопросов. Придешь, все сам поймешь».

Еле продрав глаза ото сна, я подумал, что начальник Отдела новостей решил надо мной пошутить. Ругаясь про себя, я собирался положить трубку, когда он проговорил:

«Советские танки вошли в Чехословакию. Они уже на улицах Праги. Сам понимаешь, во что это может вылиться».

У Перуанского была дурная привычка звонить своим сотрудникам посреди ночи, чтобы проверить их на «трудолюбие». Проводя вечер за рюмочкой где-нибудь в пивнушке, он часто такое проделывал от скуки.

«Соображаешь, что ты мелешь, Саша? Ты что, напился?».

В ответ я услышал только матерные слова, но его голос был серьезным:

«Олег, прошу тебя, не задерживайся и приходи. Я позвонил остальным, но никто не отвечает. Это очень срочно».

В то время я работал на радио только в одну смену, т. е. днем. Ночью транслировались повторы, в лучшем случае вечерние записи. Такая система себя оправдала, и все были довольны подобным положением дел, так как работать можно было без стресса и напряжения. Добравшись ночью на радиостанцию, я обнаружил там только взволнованного Александра Перуанского и заспанного Александра Неймирова, который все еще не желал верить словам своего шефа о событиях в Праге. «А если это провокация?», – постоянно повторял он. Но Перуанский указывал на сообщения международных новостных агентств, которые были весьма скудными и несколько противоречивыми. Перуанского самого вырвало из постели начальство, и он путался в том, что говорил. Запинаясь и тупо матерясь, он постепенно пришел к такому решению:

«Итак, в первую очередь сейчас необходимо заменить весь новостной блок. Олег, ты заменишь всю передачу, а Неймиров напишет два комментария».

«Но если это провокация?», – настаивал Неймиров на своем. – Прокомментирую, а завтра утром сообщат, что все это ложь и блеф. Тогда из меня омлет приготовят».

Этими словами можно было характеризовать настроение большинства сотрудников «Радио Свобода» – любой ценой не выпячиваться во время критических событий. Информация о Чехословакии была фрагментарной и непроверенной. Возможно, шеф выпил. Зачем идти на неоправданный риск, возможно теряя из-за этого работу …

Я, наоборот, немедленно согласился оперативно составить сообщения о происходящих событиях в соседний стране и наговорить текст их на пленку.

Чуть позже появился директор Русской службы Роберт Так. Он взволнованно осмотрел совершенно пустые кабинеты, не давая нам никаких указаний. С «Радио Свободная Европа» нам сообщили новую информацию, которую на радио получили по собственным каналам. Помимо этого, мы получили аудио– и видеозаписи выстрелов, крики людей в толпе и шум танковых моторов. Западное немецкое телевидение транслировало специальные выпуски передач. Теперь на самом деле не оставалось никаких сомнений о том, что Советская армия ввела свои войска в суверенное соседское государство.

Утром пришла детальная информация. Кроме советских войск в акции участвовали войска других армий Варшавского договора. Александра Дубчека арестовали, а правительству Чехословакии приказали явиться в Москву. Сопротивление небольшого числа демонстрантов было жестоко подавлено. Я каждый час записывал на пленку сенсационные новости, которые немедленно передавали в эфир. Примерно к десяти утра нас сменили, и мы смогли немного передохнуть. Но к обеду мы вернулись на свои рабочие места.

Теперь работать нам было значительно проще. В редакцию постоянно приходили новые сообщения, пояснения и репортажи свидетелей. Перуанский вручил мне пачку сообщений новостных агентств:

«Быстро переведи на русский и подготовь к эфиру».

«Может, лучше побеседовать со слушателями соответственно контексту передачи в открытом эфире», – осторожно предложил я.

Я рекомендовал этот формат сознательно, потому что тогда мне непросто еще было составлять прямые переводы с английского языка. «Открытый диалог» был для меня проще.

«Да, так и сделай! – обрадовался шеф. – Это покажет наше лицо в отношении событий».