Подлинная «судьба резидента». Долгий путь на Родину

В первом комментарии я написал, что Кремль принял трагическое решение, о котором ему еще придется пожалеть. Разум напоследок победит. Чехи и словаки завоевали симпатии всего мира. Я не заставлял себя писать текст. Я делал это из собственного убеждения. Комментарий полностью и точно выражал мое личное мнение. Стратегия запугивания соседних стран, как это ранее происходило в Венгрии, а затем в Чехословакии, окончательно провалилась в Афганистане через одиннадцать лет. Демарш в Афганистане имел свои духовные истоки в Будапеште и Праге.

Комментарий транслировали в эфире. Поздним вечером мы собрались в кабинете директора, Роберта Така. Он объявил, что получил указания мобилизовать все силы для освящения событий в Чехословакии, и мы будем работать в две смены с восьми до полночи.

«И еще кое-то, – объявил шеф почти парадным голосом. – Мы получили указания полностью использовать мощность трансляторов “Радио Свобода”. Америка не экономит средств, чтобы преодолеть силу глушения».

На сей раз, в отличие от кризиса на Кубе, Запад не был готов поддаться провокации Москвы. Он не ответил силой. Вместо этого он решил применить идеологическое оружие и показать всему миру, и прежде всего самому Советскому Союзу, что Кремль не держит слово, наглядно показывал агрессивность коммунизма и экспансию советской внешней политики.

Эти слова постоянно звучали в антисоветской пропаганде, но сейчас они выглядели не как обычная риторика, подкрепленные видом танков в Праге. В этом смысле Запад принял правильное решение, потому что массовая пропагандистская кампания нанесла тяжелый удар коммунизму во всем мире.

Нам доверили выходить в прямой эфир в восемь вечера по Москве, и это был лучший эфир, потому что в это время у радиоприемников собиралась большая масса слушателей. До сих пор все передачи транслировали с пленки. Но сейчас на пути к этому плану возникли неожиданные трудности. Наши комментаторы категорически отказывались выходить в прямой эфир. Им трудно было преодолеть существующий психологический барьер. Одно дело читать с листа, зная, что тексты можно править, и совсем другое – обращаться впрямую к слушателю. Эта ответственность значительно больше. Вот тут Боб Так и вспомнил о нашей «ночной феерической акции» и в особенности – о моих «героических» трудах.

«Хорошо, – сказал он заслуженным комментаторам. – Потренируетесь, а пока молодой человек будет вас замещать. Вы согласны, господин Туманов?»

Это был мой шанс, который я не мог упускать.

Первый эфир транслировали 23 августа. За стеклом, отделявшим студию от режиссерского пульта, собралось все руководство «Радио Свобода», включая президента радио Вальтера Скотта. Все заметно волновались, потягивая пиво или виски. Мои нервы тоже были напряжены до крайности. Впервые в истории «Радио Свобода» комментатор радио в эфире обратится к слушателям. Когда я, полный счастья, договорил свой комментарий, радости не было предела. Коллеги обращались ко мне с уважением и признанием. В тот же вечер руководство пригласило меня отпраздновать с ними событие в изысканном дорогом ресторане Мюнхена. Начиная с этого дня ровно в восемь я занимал место у микрофона:

«В эфире специальный обзор событий в Чехословакии. В студии “Радио Свобода” вас приветствует Олег Туманов. Мы сообщаем вам последние новости».

Сегодня я воспринимаю эти прошедшие события более ясно и спокойно. Но тогда чешско-советский конфликт мог спровоцировать еще больший конфликт. Помню, как размещенные в Баварии американские военные подразделения были приведены в полную боевую готовность. У нас в Мюнхене ходили слухи, что советские танки не остановятся в Праге, а продолжат путь дальше на Запад. До Мюнхена им было всего лишь два часа марш-броска. На радио возникла необоснованная паника. Некоторые сотрудники, которые были особо впечатлительны к таким новостям, пропали куда-то еще в тот же день. Другие сотрудники оправдывались «недомоганием» или придумывали другие причины… Прежние эмигранты еще не забыли, как Сталин поступал с им подобными в Германии. Сотрудник нашего бюро в Лондоне Леонид Финкельштейн, находившийся в командировке в Мюнхене, внезапно исчез, позвонив из Великобритании со словами:

«Не обижайтесь на меня, коллеги, но по эту сторону канала все же мне спокойнее».