Под названием Анекдота разумеются такие повествования, которые не многим только известны. Достоверность таковых преданий зависит от следующего: 1) ежели повествуемое в них взято из подлинных записок, или частных журналов тех времен; 2) ежели особы, предавшие их словесно, были или очевидцами повествуемого или удостоверены о истине того от современников, заслуживающих уважение; 3) ежели оные подтверждаются преданием, от самого того же времени из рода в роды преходящим, и не противоречат самой Истории. Таковые Анекдоты по справедливости заслуживают историческую достоверность.
Источники сих Анекдотов о Петре Великом показаны под каждым из них; и благоразумные читатели сами могут сделать из того заключение, заслуживают ли они историческую вероятность? И так, не приводя иных тому каких-либо доказательств, изъясню только аллегорическое изображение прилаженного здесь эстампа. Оный срисован в точности с собственной Петра Великого печати, каковая видна на многих своеручных его к частным особам письмах: на ней представлен сам он стоящий на коленях с молотом и долотом, и обделывающий из мрамора статую державной России которая уже до колен обработана; вверху её изображается в сиянии Божество, споспешествовавшее ему в великой сей работе; по сторонам изображены флот и архитектура. Его же многотрудных рук дело; внизу, под щитом герба Российского, лежат орудия воинские, прославившие Россию победами и проч. Мысль, достойная Зиждителя России.
Печать сия в окружности своей не более двадцатипятикопеешника; а здесь она, для большей ясности, увеличена.
1. Отвращение от воды в детстве бесстрашного нашего героя
Все летописи наши согласны в том, что в герое нашем с самого нежного детства примечена была особенная склонность к воинским упражнениям; но склонность сия ограничивалась однако же сухопутными только экзерцициями, а не простиралась на водяные, хотя и слушал он охотно от учителей своих описания морских сражений.
Причину сего открывает нам рукопись Г. Крекшина, которую называют дневником, т, е. что он в детстве своем будучи крайне испуган водою, имел к ней отвращение.[141]
Царица Наталия Кирилловна, мать героя нашего, в вешнее время посещала монастыри, и при переезде через один ручеек, от наводнения сделавшийся нарочитою рекою, имея пятилетего своего сына на руках спящего, и сама несколько воздремавшая, шумом сильно стремившегося ручья сего, и криком людей пробудилась и увидя воду в карете, и оную несколько наклонившуюся и опрокинуться готовою (по крайней мере страх представил ей сие), сильно закричала. Царевич, от сего крика пробудившийся, увидя бледность испуганной матери, воду в карете и шумное стремление воды, столько поражен был страхом, что тогда же получил лихорадку.
Толь сильное впечатление в сердце младого Государя произвело такое отвращение от воды, что он не мог взирать на реку, на озеро и даже на пруд равнодушно; и хотя он всячески старался скрывать сей страх свой, однако же приметен оный был потому, что никогда не видали его ни плавающего по водам, ни переезжающего в брод через реку, как бы она ни мала была, ниже чтоб когда-либо искупался он в pеке или в пруду, что продолжалось даже до четырнадцатилетнего его возраста. В это время освободился он от страха сего следующим образом:
Князь Борис Алексеевич Голицын, занимавший при нем место дядьки, предложил его величеству позабавиться псовою охотою; и хотя молодой государь не любил сей охоты, он из уважения к просьбе сего Князя, согласился на оное. Во время сей забавы князь, желая истребить в Государе страх от воды, с намерением завел его к берегам реки Истры. Монарх, увидя реку, остановил коня своего, Князь спросил тому причины; и Государь с видом огорченным сказал: «Куда ты завел меня?» «К реке, – ответствовал князь, ваше величество видите, сколь утомились лошади и запылились охотники; так нужно лошадям дать отдохнуть и прохладиться, а людам вымыться. Родитель твой заключил князь, часто сие делывал, и в сей речке сам купывался»; и не дожидаясь ответа поехал через нее, а между тем все охотники, по предварительно данному приказанию, раздевшись, в миг очутились в реке. Сначала на сие досадовал монарх, но увидя князя переехавшего и с другого берега приглашающего его к себе, постыдился показать себя страшащимся воды, и сделав, так сказать, некоторое насилие над собой, осмелился въехать в реку и переехать оную. Все бывшие при его величестве и за ним следовавшие, ведая страх его, обрадовались сему да и сам монарх ощутил уже в себе от сего переезда некое удовольствие.