— Идем вперед, — Григорий меня почти поволок к двери в дальнем конце этого зала. Пройдя по темному коридору и миновав еще пару дверей, мы вдруг очутились в совершенно потрясающем месте. На первый взгляд это могло показаться буйно цветущей оранжереей, округлой формы, если бы в середине не обнаружилась парующая ванна размером с приличный бассейн. В противоположность мрачному полу и стенам дома здесь дорожки были устланы плитами ослепительно белого камня, в толще которого поблескивали искры, похожие на слюду. Ни единого стыка или крепления, чтобы удерживать стеклянный колпак над этим великолепием, увидеть мне не удалось, а мягкое, идущее как будто отовсюду освещение было устроено так, что позволяло прекрасно рассмотреть все внутри и при этом совсем не мешало видеть все снаружи, хоть и подступали сумерки.
Мне оставалось только стоять и пялиться с открытым ртом и представлять, каково это может быть — лежать в этой роскошной ванне, вдыхая головокружительные запахи потрясающих цветов, и смотреть сквозь этот практически невидимый купол. Впрочем, я это сейчас, очевидно, узнаю. И даже весьма скоро. Григорий, предоставив мне и дальше заниматься изучением обстановки, неторопливо пошел по дорожке к ванной, раздеваясь по пути. И да, как только он снял рубашку, по сторонам я смотреть перестала.
Григорий не оборачивался. Зачем? Он ведь и так знал наверняка — я не просто не отвожу глаз, а буквально облизываю взглядом линию каждой объемной мышцы его рук, плеч, спины, что сейчас медленно перекатывались, то вздуваясь, то расслабляясь под испещренной беспорядочными шрамами кожей, когда он вытаскивал и отбрасывал свой ремень и расстегивал ширинку. Почему-то в мою голову пришло красочное, хоть и вроде неуместное сравнение с неким подводным монстром, чудовищем, которое вальяжно ворочается у самой поверхности, позволяя иногда выглянуть наружу гладкому мускулистому боку, а потом так же неторопливо погружается назад, исчезая без следа. Но даже после этого глядя на совершенно спокойную водную гладь, ты уже никогда не забудешь, что под ней скрывается.
Снимая брюки вместе с боксерами, Григорий наклонился, стягивая их по ногам и совершенно бесстыдно демонстрируя мне свою задницу. У меня как-то не было возможности рассмотреть ее раньше, но вот теперь-то я видела, что она была такой же, как и все его тело. Жесткой, будто кем-то нарочно и тщательно вырезанной из дерева в стремлении создать некое мужское совершенство, а не состоящей всего лишь из плоти. Рациональная часть меня закатила глаза где-то в сознании, говоря, Аня, ради Бога, это всего лишь крепкий мужской зад и ничего более, но недавно пробудившаяся бесконечно порочная я послала ее лесом. От вида этого проклятого мужчины у меня реально зубы сводило, и руки непроизвольно сжимались от желания не просто прикасаться, а самым нахальным образом хватать, сжимать и целовать до боли в губах, до непроходящих отметин моего обладания. И плевать, что временного. Это какой-то сумасшедший вирус дикости, ненасытности и сексуальной требовательности Григория, и, заражаясь им, я становлюсь совершенно иной версией самой себя. И этой женщине в принципе не было известно, что такое смущение, колебания или внутренние запреты и стыд. Никакой оглядки на потом и завтра, только неодолимая нужда дразнить и соблазняться самой, подчиняться властным велениям его свирепого влечения, принимать, чтобы потом потребовать полной отдачи в ответ.
Григорий подошел к ванной, очень широкий бортик которой лишь сантиметров на пять возвышался над полом, и просто соскользнул в воду, исчезая из поля моего зрения, и я, ощутив себя несправедливо обделенной, подошла ближе. Погрузившись с головой, мужчина дал мне еще с минуту насладиться видом сзади, просто неподвижно лежа в абсолютно прозрачной воде, а потом перевернулся, выныривая, и провел ладонью по лицу. И теперь у меня была возможность наглядно убедиться, что я тут не единственная, кого мучает плотский голод. Стоило мне пройтись глазами по его члену, тут же накрыло волной дурманящих разум воспоминаний. Солоновато-кусачий опьяняющий вкус на моем языке. Скользкая гладкость головки и пульсация мощного ствола во рту. Доводящее до острого экстаза онемение губ и легкая боль в горле от собственных попыток взять еще больше. Григорий громко хмыкнул, выводя меня из транса, и я поняла, что не просто жру глазами его пах, но и, оказывается, плавно двигаюсь вокруг ванной, как голодная кошка у миски со сметаной. Может, мне и стоило смутиться, но сейчас я точно не была на это способна и поэтому просто продолжила брести по кругу и наслаждаться, пожалуй, самым возбуждающим зрелищем за всю мою жизнь.
— Насмотрелась на желанное? — Григорий расположился полусидя у дальнего края ванны, где дно было пологим, и откинул мокрую голову на бортик. — А я вот еще не вижу все, что хочу, во всей красе. Одежду прочь, Аня!