Подметный манифест

Архаров не любил бесед с детишками и не понимал, какая от них радость. Правда, уважительно вспоминал умевшего вести такие речи деда - ну так то был дед, научивший жить и драться. Поэтому он, вручив Анюте яичко и пожелав выздоровления, предоставил продолжать праздничную беседу Левушке. Левушка же пустился в обещания - коли Анюте будет умницей, будет во всем слушаться доктора Матвея Ильича (Архаров вспомнил, что надо срочно изловить старого выпивоху, пока он, совершая праздничные визиты, окончательно не свалился с ног), то Левушка отвезет ее в Санкт-Петербург, где живет государыня, покровительница всех маленьких девочек, и даже, может быть, она определит Анюту в Смольный, где живут другие девицы и учатся играть на клавикордах и на арфе.

Слушая это воркование, Архаров думал, что даже коли Анюта будет вести себя по-дурацки, все равно - не миновать везти ее в Санкт-Петербург, где у нее есть дальняя родня. И там уж она будет дожидаться отца, который сейчас с генералом Суворовым бьет турок, знать не зная, что овдовел. Левушка, дожидаясь, пока она немного окрепнет, весь извелся и измаялся - везти-то сестрицу ему. Как будто мало было хлопот с похоронами тех родственников, чьи тела удалось найти на Владимирском тракте и на льду Серебрянки.

Такие вот непраздничные мысли владели Архаровым, и он дулся на весь белый свет, немало смущая своим угрюмством дворню, первую половину Светлой недели. Это было доподлинно самочувствие рыбы, вытащенной из воды на воздух.

В четверг же в полицейской конторе случилось дело обычное - десятские притащили очередной, неведомо который по счету подметный манифест.

Общая радость от побед над шайками самозванца не миновала Рязанское подворье, проникла даже в нижний подвал, тесно увязавшись со Светлой седмицей. Грешно было лишать полицию такого праздника, как Пасха, и Архаров заранее знал, что бегать будут вполноги и мыслить в полголовы. Он искренне не желал портить своим людям Пасху, он был готов на многое в эти дни глядеть сквозь пальцы, но скопившаяся хандра, давно знакомая ему хандра, приправленная тревогой, хандра неистребимая (он исповедался и причастился на Страстной неделе; думал, полегчает; когда вышел из храма, лишь тяжко вздохнул) окрепла в нем настолько, что все благие намерения пошли прахом.

Архаров и ехал-то не столько трудиться, сколько убедиться, что Рязанское подворье празднует в меру. Он взял с собой секретаря, чтобы по дороге туда и обратно немного попрактиковаться во французском наречии. По вечерам, когда Саша убаюкивал начальство французскими кнжками, было не до того. А с утра вроде бы и неплохо.

По дороге встретили несколько крестных ходов, а также отдельных батюшек с дьячками, которые обходили свои приходы с большими крестами, громко славя Вескресение Христово, и всюду бывали отблагодарены чаркой водки или же доброхотным даянием. Во всех дворах дети и молодежь катали яйца по деревянным лоткам, и Архаров вспомнил - когда-то было у него счастливое яичко, разрисованное травами, катившееся дальше прочих, он так и не узнал, из чего оно было сделано. Воспоминание было лишним - как и все, что связано с детством в Москве.

Он вошел в здание полицейской конторы и, сопровождаемый Сашей, направился к канцелярии, где, судя по шуму, собралось все население Рязанского подворья. Явился он вовремя - Клашка Иванов, забравшись на стул, читал манифест, Демка же делал к нему свои добавления. На сей раз грамота самозванца и сама по себе была весьма бессвязна и бестолкова, так что Клашка часто терял смысл и запинался, Демка же этим нагло пользовался.

- Всем армиям государь, Российской землею владетель, - возглашал со стула Клашка.

- И о заднице своей радетель, - добавлял Демка.

- … государь и великая светлость, император российский, - Клашка покосился на Демку.

- От нас, убогих, неблизкий, - тут же нашелся Демка.

- …царь Петр Федорович, от всех государей и государыни отменной, и прочия, и прочая, и прочая. Сколько-сколько грозные и грозители в его величества руках уже искорененье!… - Клашка уставился в манифест, но именно так заканчивалась загадочная фраза.

- В нужнике на поселенье! - выкрикнул Демка, к большой радости архаровцев и канцеляристов.

- Больших и меньших в одном классе почитатель…

- А также животом в нужнике страдатель!

- …скудных обогатейший государь и милостивый царь от его величества, и всем разные уездные и провинциальные подсудимы!…

Демка собрался было еще что-то ляпнуть, но непостижимым образом учуял приближение Архарова и насторожился.

Обер-полицмейстер решительно отпихнул стоящего к нему спиной Абросимова, несколько архаровцев обернулись, шарахнулись в стороны, но Клашка, глядевший в подложный манифест, этого не заметил.

- Старшинам же башкирским, малым и меньшим, правоверным богатырям и казакам, и всем моим подданным, которые мене почитают…