Подметный манифест

- Сие весьма похоже на правду, - подумав, сказал Шварц. - Из чего проистекает, что на встречу с ним идти надобно. И тут же приставить к Каину молодцов для наружного наблюдения. Ведь все сие - палка о двух концах. Коли некто собирается через Каина проведывать, что затевают на Лубянке, точно так же и мы через того же Каина можем проведать, не стоит ли за ним кто, не нанялся ли он к кому…

Об этом и помыслить было жутко.

- А сумеем ли переиграть? - сердито спросил Архаров и опять забегал по спальне. Шварц смотрел на него, не проявляя беспокойства и лишь плотнее кутаясь в одеяло - от этой беготни ему вдруг стало зябко.

- Коли почуем неладное - на то у нас, сударь, нижний подвал есть. И он про тот подвал лучше кого иного знает. Хотя допрашивали его еще в Преображенском…

- Он успеет уйти, а мы останемся в дураках… помяни мое слово…

За все время совместной службы Шварц не видывал обер-полицмейстера в такой растерянности.

- Николай Петрович, - поразмыслив, сказал он. - Посудите сами. Каин на Москве полтора десятка лет не бывал. Старые дружки кои перемерли, кои помереть собираются, они уже не у дел, знать что-то знают, а ремесло свое оставили. Да и кто из Марфиных давних приятелей не знает, что она с Рязанским подворьем поладила? Не такие уж они, сударь мой, дураки. Новых же дружков Каину заводить не с руки, пока не обжился, не огляделся…

- Его прислали, - твердо отвечал Архаров. - И он бы не пошел, коли бы не знал, что в Москве он безопасен. Его не старых дружков искать - его к кому-то послали, к кому-то, и желал бы я знать, к кому и для чего!

- Молодцы выследят.

- Упустят! Упустят, сволочи!

Архаров так треснул кулаком по круглому столику у постели, как ежели б уже упустили.

- Недосуг мне, сударь, глядеть, как столы ломают, - спокойно произнес Шварц. - Не угодно ли вам лечь?

- Уйди, черная душа, уйди, Христа ради, да спать ложись, - вдруг велел Архаров. Точно так же сердито, как перед тем - Марфе.

Шварц коротко поклонился - неживые букли нитяного паричка не шелохнулись, - повернулся и вышел.

Архаров остался один. Чувствовал он себя - словно охотник, что, привыкши успешно стрелять уток, сильно своей удачей гордясь и имея при себе ружьецо, заряженное дробью, вдруг набрел на матерого медведя… нет, скорее уж на волка. Дед когда-то сказывал, что медведя несложно перепугать, особливо коли бить железом о железо, трезвона он не любит и удирает, оставляя весьма вонючий след, кишки у него с перепугу мигом отворяются.

А волк смел и хитер.

Что там дед-охотник толковал про волков?…

Вывалилось из памяти…

Отродясь не было Архарову так жутко. В детстве разве что, от сознания: одному против всех не устоять. И то - верил, что коли умрет, то не по-настоящему, просто будет больно, а потом боль прекратится и он будет как-то жить дальше.

Потом он уже умел дать сдачи, потом была полковая жизнь, тоже ничем дурным не грозившая. Чума - и та не успела Архарова испугать, он видел ее на излете. Далее, на обер-полицмейстерском посту, он тоже был более или менее в себе уверен и знал: риска почитай что нет. Кабы не удалось поймать истинных убийц митрополита Амвросия, ничего страшного не случилось бы. Кабы не обезвредил шайку карточных шулеров - тоже не пострадал бы. Охота за прочими мазуриками была иной раз захватывающей - но, упустив кого-то из этой братии, Архаров не ощущал угрызений совести. Так Господу было угодно, из-за одного мазурика, даже из-за десятка, обер-полицмейстера с должности не скинут.

Сейчас речь впервые шла о жизни и смерти.

Смерть Бибикова означала, что бунтовщики вскоре могут перейти в наступление, но действовать будут умнее, чем зимой, поскольку кое-чему научились. И не на Оренбург, никому не нужный, бросят свои силы, а на город действительно в стратегическом отношении значительный. Архаров не только носом - всеми частями тела чуял: затишье временное, ибо их силы далеко не иссякли, маркиз Пугачев не схвачен.

Коли он, Архаров, тридцатидвухлетний обер-полицмейстер, мало чему обученный, проворонит те хитрые связи, которые наверняка уже есть между бунтовщиками в городе и бунтовщиками за его пределами, прольется такая кровь!… И он не сможет, как отважное московское дворянство в чумное лето, бросив особняк на Пречистенке, удариться в бега, спрятаться в подмосковной или у родни в Петербурге. Он вместе с архаровцами пойдет в бой, иначе никак не получится… а уцелеет ли - Бог весть…

Сейчас, один в спальне, завернувшись в розовый шлафрок на меху, сунув зябнущие ноги в пантуфли, Архаров стоял лицом к лицу с незримым маркизом Пугачевым, имея за спиной всю эту суетливую, простодушно хитрую и непредсказуемо зловредную, безалаберную и беззащитную Москву. И он был на виду, а эмиссары маркиза - в тени, по закоулочкам. Вот один, похоже, объявился!