Загорается зеленый светофор. ПУМ трогается. Поворачивает на Лиговский проспект и занимает крайний левый ряд. Джип, как я и ожидал, резко разворачивается и уходит обратно на площадь. Я отворачиваю вправо и давлю на газ, чтобы перестроиться в соседний ряд. Опель, радуясь исчезновению джипа, срывается с места. Но тут же нарывается на проблесковый маячок. Визг тормозов и девушка уводит машину правее. Пытается проскочить под моим грузовиком, надеясь, что ПУМ успеет проехать вперед.
«Это уже слишком», — думаю я, и не торможу. В этот момент чистящий монстр просто останавливается и включает аварийный сигнал.
Блондинка оказывается перед выбором. Бронетанковый вид иностранного уборщика с желтым мигающим огнем, видимо, страшит ее сильнее и она, уходя от столкновения с ним, берет правее.
Удара я не чувствую, только негромкий скрежет металла о левый край моего бампера. Торможу. Не открываю свою дверь, боясь поцарапать крышу «Опеля». Молча наблюдаю через стекло за происходящим.
Теперь мы познакомимся с тобой поближе, — думаю я.
Девушка выскакивает почти сразу. Резко распрямляется, вылезая из авто, словно мгновенно надуваемая резиновая куколка. Это получается у нее очень складно, словно она с малых лет занималась гимнастикой. Выпрямившись во весь свой небольшой рост, она гордо поднимает голову вверх, устремляя в меня надменный взгляд. Разводит полы шубы, уперев кулачки в бока, выставляет вперед обтянутый желтым платьем крепкий животик.
Я в восторге — он похож на марокканский лимончик. Вообще мне нравится, когда он слегка выпячен. У нее именно такой. Хочется погладить его рукой, чтобы потом скользнуть вниз, туда, откуда берут начало ее стройные шпаги.
Вот она, деревенская стойка, — подумал я, — сейчас она откроет рот и вытошнит на меня все речевые обороты, собранные ее предками на покосах и прополках, которыми славится их дивный край.
…Она щурит глаза, и я вижу, что они маленькие, как пуговки, но подведены почти до краев низко опускающихся бровей.
«Провинция», — подумал я, вспомнив любимую фразу моей дальней родственницы, коренной петербурженки, которую та произносила с мелодичной грустью: «Девушку из деревни забрать можно, а деревню из девушки — никогда!»
Но скандала не происходит. Успешно влившаяся в эту очаровашку культурная питерская среда, видимо, успевает смирить областные амбиции. Девушка молча, открывает и закрывает рот, стараясь подобрать необходимые слова. Это ей плохо удается.
Она чувствует свою неправоту и в то же время необходимость каким-то образом возмутиться, дабы я не возомнил себя главным. Перебирает в памяти все эпизоды из романов писательниц с Рублевки и просмотренных реалити-шоу. Как видно, результат отрицательный — такого там не показывали!
Наконец, она решает использовать затянувшуюся паузу, театрализовав ее в умышленную. Возмущенный взгляд маленьких зеленоватых глаз пытается быть колючим. Но это у нее не получается — только придает им блеска. Рот закрывается, преобразовывая носогубные складки в презрительную ухмылку. Она достает телефон величиной со спичечный коробок и, уничтожающе глядя на меня, стучит маникюром по невидимым клавишам. Начинает в него что-то мяукать плаксивым голоском. Со стороны можно подумать, что она просто держится за щеку и поскуливает от зубной боли.
Хочется дать ей таблетку анальгина.
Вылезаю через пассажирскую дверь, спускаюсь вниз и подхожу к ней ближе. Шуба на ней не застегнута, но животик уже не выпирает, и желтое платьице, словно полоска сбереженного теплого лета старается укрыться за меховыми полами, едва колышущимися на холодном зимнем ветерке. Коричневые копытца коротеньких сапожек, отороченные торчащим в стороны белым мехом, нетерпеливо утрамбовывают жухлый снег. Неприкрытые платьем ноги напряжены и стройны, выглядят спортивно-состязательно, потеряв салонную расплывчатость.
— Ай-яй-яй, — прикидываюсь я сочувствующим, делая вид, что внимательно рассматриваю причиненные моей машиной повреждения.
Она прикидывается, что не обращает на меня внимания, и отворачивается в сторону. Но по ее скошенному взгляду, я вижу, что заинтересовал ее. Ага! Клюнула.
Она уверена, что не должна начинать разговор первой, поскольку пауза еще не выдержана, и я перекидываю ей мостик помощи стараясь делать вид, что равнодушен к ее прелестям:
— ГАИ будем вызывать? — спросил я с усмешкой, вспомнив, что сегодня уже задавал этот вопрос жирному борову.
— Сейчас приедет мой парень, он тебе башку открутит! — сказала она неожиданно грубым для нее самой, тоном. Словно приказывала мне уйти из ее песочницы. Судя по скользнувшей в лице растерянности, я понял, что она сама удивилась, как это у нее лихо получилось.
Я пожал плечами. С годами я усвоил, что к словам женщин надо относиться никак. Они всегда говорят совершенно не то, что имеют в виду. Точнее, они не знают, какие слова им нужны для того, чтобы мужчины понимали их в точности, как они хотят. И в этом себя совершенно не утруждают. Лепят первое, что им взбредет в голову. А потом обижаются.