Подонок [сборник]

— Да вот, полчаса назад, — уже более отчетливо произнесла женщина — Я сразу и позвонила, как почувствовала, что он не дышит. Соколик мой ненаглядный! Нужна мне была эта чертова батарея, текла себе да пусть текла. Попросила моего ласкового гаечку подтянуть — он у нас в доме сантехником работает. Что мне показалось, не так он делал. Я ему указывать, а он гордый у меня, отмахнуться хотел. Послал… ну сами знаете куда! Да что ж теперь делать? Я уж и туда готова теперь сходить несколько раз, лишь бы он живехонек был! Касатик мой! Как хорошо-то с тобой было…

Я подошел к серванту, чтобы прочитать, кто это здесь такой заслуженный. Оказалось, все грамоты выданы хозяйке, сотруднице собеса, за высокие показатели в работе.

— Да, — подумал я, — вот с такими образцовыми сотрудницами и наш Кузьма долгое время общался. Хорошо, что у них ничего тяжелого на столе под рукой не было. Не лазил бы теперь в окно!

…Женщина стояла около стола, прижав руки к груди и теребя в них цветастый передник. Периодически качала головой, словно что-то вспоминая. Ее взгляд был устремлен на лежащего мужа. Глаза были красные, хотя слез видно не было.

Шмель отошел в дальний угол комнаты, где рядом с диваном на тумбочке стоял похожий на слоновью голову старый телефон. Сев рядом и откинувшись на спинку, стал набирать номер дежурной части отделения милиции.

Я подошел ближе к женщине. Хотел что-то сказать утешительное, но не знал что, и дабы выразить ей свое сожаление стал так же смотреть на труп, разглядывая поочередно его кеды, брюки, фуфайку. Когда дело дошло до лица, мне показалось, что он даже похож на Кузьму, только без бороды. Возможно, является его дальним родственником, лет на тридцать моложе. Маленькое личико, остренький носик и подбородок предполагали щепетильность характера и занудство. Глаза были плотно закрыты. Зеленовато-бледное лицо хранило застывшее выражение холодной отрешенности. Густые черные брови ветвились, нависая над глазами, удаляя их еще глубже внутрь затемненных глазниц.

Неожиданно мне показалось, что плотно прижатые ресницы дрогнули, словно в ответ на мои пристальные разглядывания. Я посмотрел на женщину, надеясь, что она также это заметила. Но ее взгляд продолжал ласкать мужа, обнимая его всего целиком.

Я снова стал всматриваться в глаза покойника, стараясь не моргать, и через некоторое время вновь заметил дрожание его коротеньких ресниц. Тогда я подошел ближе и присев на корточки, согнулся, приблизив свое лицо к мужчине.

— Да, вызывайте следственную группу с судмедэкспертом, — говорил по телефону Шмелев, — и не забудьте прислать участкового. Я же не буду покойника караулить и труповозку ожидать! Она, как обычно, приедет часов через пять, а мне надо заявления принимать, видел, сколько в коридоре народу сидит…

Отпрянул я мгновенно — как только покойник, сощурившись, несколько раз поморгал, словно избавляясь от соринки в глазу, и снова смежил свои веки.

— Он живой, — шепотом сказал я, пятясь на карачках назад. Не отрывая взгляда от покойника, словно боясь подставить ему спину.

Мужик не шелохнулся.

Шмелев положил трубку и подошел ко мне, подозрительно заглядывая сверху в мое лицо с выражением вопроса — не свихнулся ли я?

Женщина слегка пригнулась, инстинктивно приняв борцовскую стойку, устремила взгляд на мужа.

— Он живой, — повторил я уже громче, но на всякий случай, поднявшись, сделал шаг назад к серванту.

Шмелев, наоборот, подошел ближе и пнул мужика своим зимним сапогом по кеду:

— Вставай коли живой, чего придуриваться! — произнес он, на всякий случай, придав голосу максимум требовательности.

Мужик открыл глаза, спокойно, не торопясь поднялся с пола, откинув белый тюль. Стал отряхивать свои брюки, глядя в пол.

Женщина с испугу шарахнулась в сторону выхода, но остановилась в проеме двери, развернулась и завопила:

— Как живой! Откуда живой? Да я тебя сейчас… Дай…, дай мешок! — закричала она Шмелеву.

И не дождавшись ответа, подскочила к столу и выхватила из мешка сковородку.

— Да я тебя сейчас за такую подлость черт рогатый… — закричала она, замахиваясь ею на своего мужа.

Шмель подскочил вовремя и снова попал в медвежьи объятия передовика собеса. Теперь она расплакалась навзрыд. Ее содрогания передавались Шмелю, и тот вибрировал под ее тяжестью, словно штангист, поднимающий над головой рекордный вес. Пытался что-то говорить.

Отряхнувшись, мужичонка как ни в чем не бывало поднял свой ключ, положил его, как ружье, на плечо и направился к выходу. Опустив голову и глядя в пол, он монотонно продвигался к двери, желая казаться спокойным и невозмутимым. В его сутулости, свисающей вниз, словно плеть, левой руке и размеренности шагов чувствовалась невосполнимая утрата чего-то душевного, когда-то поставившего человека на более высокую ступень развития.

Но именно эта неандертальская походка, с ключом в руке вместо дубины, выдавала его внутреннее звериное напряжение и готовность в любую секунду рвануться в сторону и скрыться с глаз.