Подонок в моей постели

— Она не подразумевала долгосрочные отношения.

— Хм, — простой звук отголоском проходит через моё тело, как струна, которую сорвали. — И почему она выбрала меня? В баре сегодня вечером полно других одиноких мужчин.

Ты был единственным, кого заметила я.

Пожимаю плечами:

— Я не уверена. Думаю, вы похожи на парня, которого не интересуют долгосрочные отношения.

Он наклоняется:

— Забавно. Я подумал то же самое о вас.

Я не знала, как ответить на такое. Наглая похоть в его голосе, в словах, которые не могут быть правдой. Никто не может отнести меня к типу легкомысленных девушек, независимо от того, как сильно я его хочу сейчас.

— Я, эм…

— Почему вы покидаете город? — мужчина выпрямляется, увеличивая расстояние между нами.

Даже несмотря на его приподнятое настроение, мой живот туго скручивает, а мысли путаются.

— Работа.

— Не говорите мне. Позвольте мне угадать, чем вы занимаетесь.

Я кладу кошелёк на стол и поворачиваюсь так, чтобы я могла его видеть. Или, может быть, чтобы моё колено задевало его так же, как сейчас.

— Почему?

— Это игра. Я хорош в этом, — его взгляд блуждает по моему телу. — Вы делаете что-то важное с финансами. Банкинг, возможно?

Я закатила глаза:

— Вы ужасны в этой игре. Я музыкант.

— О? — его спокойная улыбка исчезает немного. — Типа группы? Вы переезжаете в Голливуд, чтобы достичь большого прорыва на телевидении или шоу талантов? Или в Нэшвилл, чтобы оставить парочку демо-дисков?

Я гримасничаю на обоих предположениях.

— Едва ли. Я виолончелистка и недавно подписала контракт с оркестром, — я не должна была звучать так гордо, как это вышло на самом деле.

— Интересно. Поздравляю, — улыбка вернулась на его лицо в полной мере, и это заставило моё сердце сделать сальто. — Следовательно, вы серьёзно относитесь к музыке.

— Очень, — я скрестила ноги, что глупо. Я не должна испытывать комфорт.

— Я никогда раньше не встречал виолончелистов.

— Мы не показываемся часто на публике. Мы предпочитаем поспешно бежать в оркестровые ямы.

Он улыбается и протягивает руку:

— Дилан.

Я колеблюсь из-за неуверенности в правильности решения, которое собираюсь принять. Если скажу ему своё имя, это будет значить, что я готова продолжать разговор. Что плохого в том, что разговор может перерасти во что-то большее? Я никогда не пойду с ним домой, но забавно представить, что такое может произойти.

— Рэйчел, — я принимаю его руку. Электричество пронзает меня от ощущения его ладони.

— Итак, Рэйчел-которая-переезжает, скажи мне, что заставило тебя играть на виолончели?

— Я не могла поместиться внутри скрипки.

— Бах-дам-чи, — его хриплый смех выставляет сильные линии горла и мягкое появление лёгкой щетины. Я поражена желанием чувствовать это. Моим языком.

Боже, что я делаю? Фантазии в сторону, я перехожу границы с этим парнем. Я даже не должна думать о границах в этот момент жизни. Мне нужно освободиться от них. Безграничность.

Я открываю рот, чтобы сказать ему о том, что должна идти. Слова вертятся на кончике языка.

Но он говорит первым:

— Так ты поклонница классической музыки, да?

Чёрт возьми. Он нашёл мою слабость.

Я киваю:

— Существует лишь один жанр, который стоит слушать.

— Действительно, — он изучает меня, будто решив опровергнуть. — Таким образом, остальная часть мира только тратит своё время и деньги, создавая и слушая другие жанры в течение нескольких веков?

Я не должна участвовать в музыкальных дебатах, иначе буду здесь всю ночь, доказывая превосходство Вивальди и Баха, но его мягкое поддразнивания делает что-то со мной, расслабляя мои губы и плечи. Заставляет меня хотеть пробыть здесь всю ночь, споря с ним. Или просто с ним.

— Да.

— Это довольно спорное мнение на этот день и в этот век.

— Так ли это? — знаю, но скромность моего ответа является вызовом. Одного не могу понять. Это… Я… Так… Флиртую?

Если это флирт, я должна быть смущена из-за того, как в нём плоха.

И почему я флиртую? Я должна уйти.

Но потом Дилан снова говорит, и я остаюсь.

— Не так много людей слушают классику, — произносит он. — Я не говорю, что это правильно, но ты не можешь называть свой жанр музыки единственным, который заслуживает всего, когда потребители не защищают твой выбор.

Я поворачиваюсь на сидении, чтобы лучше его видеть, моё колено снова задело его. Это ослабляет меня, но я остаюсь сильной в своём мнении.

— Ты говоришь, что имеет значение только то, что популярно в мейнстримной (прим.: англ. mainstream — основное течение. Часто употребляется для обозначения каких-либо популярных, массовых тенденций в искусстве для контраста с альтернативой, андеграундом, немассовым, элитарным направлением, арт-хаусом) культуре?

— В какой-то степени.

— Потому что, если это правда, есть множество групп, которые никогда не видели коммерческого успеха, но они являются потрясающими музыкантами. Или гранжевые маленькие рок-группки, которые никто не ценит, но, возможно, именно их кто-то любит.

Он захватил нижнюю губу между зубами, медленно отпуская её. Я заворожена этими формами.

— Может быть, это скорее о продажах, нежели о славе. Или их комбинации, что даёт группе сохранять силу.