Подозреваемые

– Ох, Сеня, ну и поганый же у тебя язык. Только такая черноротая особь, как ты, могла переиначить на русский старый добрый латинский фекально-оральный путь. А HELLP-синдром никакого отношения к английскому слову help не имеет. HELLP – это сокращённое название. H – hemolysis. Или, доступно для «чайников» говоря, разрушение клеток крови. EL – elevated liver enzymes – повышение активности печёночных ферментов. LP – low platelet count, или попросту – тромбоцитопения. И меня больше волнует не твоя склонность к загрязнению речи и не твоя необразованность, мой дорогой друг, в далёком прошлом студент-медик. Меня волнует, как это никто, кроме меня, не обратил прежде внимания на то, что девочка беременная. Да и я, старый мудак, на это не сразу внимание обратил. А только когда увидел её лежащей на полу в тех самых корчах. Один взгляд на живот, одна лёгкая пальпация и… И головка плода уже над входом в малый таз, да. Её что, мама-рестораторша никогда не обнимает, эту девочку? Никогда и ни о чём с ней не беседует под вечерние плюшки? Понятия не имеет, что четырнадцатилетний ребёнок уже недель тридцать пять назад зажил половой жизнью во весь рост и последствия так и прут, несмотря на достаточно ёмкий таз, могущий скрыть живот от безразличного прохожего, но не от матери же? Не от учителя! Зачем вы заводите детей, если они вам не интересны? Все, что ли, вот так нежеланно и случайно получаются?

– Мои дети мне интересны. Я желанно и неслучайно! – тут же открестился от обобщений Сеня. – Сегодня же расскажу Даше, как предохраняться от нежелательной беременности!

– Ага. Ещё и Георгишу не забудь в ходунки поставить на время столь увлекательной беседы, умник стоеросовый! – улыбнулся Северный, представив удивлённое, мягко говоря, выражение Дашкиной красивенькой семилетней мордашки, когда папа очень серьёзно начнёт ей рассказывать, откуда берутся дети и как делать, чтобы они оттуда не брались как можно дольше. – В общем так, Соколов. Я сегодня очень устал. И тут я оказался, напоминаю, с твоей подачи. Знать не хочу, что там с этой девочкой, отчего и почему. Слышать не желаю, что я прав и что мой диагноз, поставленный скорее по наитию, – подтвердился. Потому что если это так, то её или уже прокесарили и она в палате интенсивной терапии, или… – Северный тяжело вздохнул.

– Что «или»?

– Или её уже прокесарили – и она в коме. Или её уже прокесарили – и она в морге. Ни один вариант развития событий мне не интересен. Мне в этой жизни уже мало что интересно. Завтра в Лондон лететь. Денег за работу взять. Прогуляться. Вернуться обратно. Дождаться Алёну. Или хотя бы письма от неё для начала… А всё остальное мне не интересно. «Я слишком стар для всего этого!» – как говорил в одном славном кино один чёрный полицейский, никак не могущий уйти на свою дурацкую пенсию.

– «Смертельное оружие», ага, – хихикнул Сеня. – Дело было в Лос-Анджелесе.

– Опять Калифорния?! Как ты думаешь, она в Лос-Анджелесе или в Сан-Франциско? – спросил Северный у друга.

– Не знаю. Алёна бывает очень непредсказуема.

– Я хотел бы, чтобы она была в Сан-Франциско. Раз уж она в Калифорнии, дрянь такая. Мне кажется, что Сан-Франциско ей больше к лицу… Я был и в Сан-Франциско, и в Лос-Анджелесе. Сан-Франциско больше Алёне подходит. Её интерьер.

– Не знаю, не был. Я был только в Нью-Йорке. И ещё кое-где на Восточном побережье. У меня там были дела. Ты же помнишь – мы с Леськой вместе. Я по делам, а она – просто посмотреть. Мы когда улетели – так сразу Жорыч заболел. Он всегда заболевает, как только мама Леся улетает-уезжает. И Леська сразу же начинает, где бы ни была, биться головой об стенки. С размаху. Вот реально, типа, только что стояла, а потом – бац! – с размаху об стенку гостиничного номера. Правда, ни разу себе ещё ничего не разбила.

– Это у вас семейное. Этим вы похожи! – рассмеялся Всеволод Алексеевич и одной рукой обнял Соколова за плечи. – Ты вспомни, сколько раз ты сам, на моих глазах, бился головой то об ковёр, то об диван. И ни разу, что характерно, ничего себе не разбил! Так что это у вас семейное. Я, правда, и предположить не мог, что наша умница-разумница Олеся Александровна иногда позволяет себе чуточку эпатированного театрального отчаяния вроде ударов головой об стену с разбега. Но, неплохо зная её, подозреваю, что она так поступает потому, что где-то в умной книге вычитала, что нельзя сдерживать эмоции, что любые эмоции надо отрабатывать. Ладно… Ты давай езжай. Дарий, вон, уже вымотался и в машине спит. Столько всего за один день. И тебе лобстеры под соусом из терминального состояния. И любимый папка – кумир малышни.

– А ты?

– А я поднимусь к этой несчастной девчонке, Анжеле Степановне. Поинтересуюсь настроением, предложу домой отвезти. Что-то подсказывает мне, что машины у неё нет и персональный водитель не положен.

– Ох, Сева…