Сегодня, однако, Орла выглянула из-под изогнутого козырька и увидела женщину, сидящую там, где раньше стояло ограждение. Ей было около пятидесяти, и она выглядела смутно знакомой. Латиноамериканка со спутанными волосами, выкрашенными в медно-оранжевый цвет, глаза с растушеванными вокруг ярко-синими тенями. Она царапала цифры в клеточках судоку, и ее мягкие плечи при этом слегка тряслись. Женщина принесла с собой складной стул со спинкой и мягким сиденьем — Гейл ставила такой к столу, если на ужин забредал неожиданный гость. Когда Орла вышла из подъезда, женщина подняла голову и закрыла брошюру с головоломками.
У Орлы было еще время заскочить в «Старбакс». Ей хотелось кофе, но она обнаружила, что от этой мысли ее затошнило. Видимо, от нервов. Орла в нерешительности остановилась под навесом с русалкой. Вдруг в стекле витрины она увидела буквально в двух шагах позади себя ту самую женщину. Орла продолжила путь. Пересекла Двадцать третью улицу и оглянулась через плечо. Женщина не отставала и смотрела Орле прямо в глаза.
Орлу прошиб пот. Она хотела поймать такси и сбежать, но улица была плотно забита транспортом до самого «Медисон-сквер-гарден». Чтобы успеть на собеседование, придется сесть в метро. Орла ускорила шаг, перешла через Восьмую авеню и направилась к Седьмой. Женщина следовала за ней без всяких усилий, практически плыла позади.
Когда обе спустились в метро на Двадцать восьмой улице, преследовательница немного отстала, отойдя на платформе чуть в сторону. Непосредственно перед тем, как поезд вполз на станцию, Орла украдкой взглянула на незнакомку, пытаясь вспомнить, где видела ее. И вдруг в мозгу у нее вспыхнула картинка с экрана телевизора: мужчина обнимает за плечи женщину с опущенными глазами, она всхлипывает и разражается рыданиями. Остальные воспоминания всплыли на поверхность и до такой степени потрясли Орлу, что у нее закружилась голова. Двери поезда открылись, Орла в рассеянности замешкалась и влетела внутрь в последний миг перед их закрытием. Женщина уже сидела в другом конце вагона, снова раскрыв свои судоку. Это была миссис Сальгадо. Мать Анны.
Глава четырнадцатая
Марлоу
Марлоу сидела в квартире 6-Д, думая о Хани и глядя на бумагу со своим именем у верхнего края, когда услышала в коридоре шаги, ритмично топающие в ее сторону. Она встала и увидела, как поворачивается ручка входной двери. Человек или робот? Робот или человек?
Робот. Это был Матео из Архива, и Марлоу в сердцах плюнула в знак протеста, отступив от него к невзрачному окну. Если Марлоу приписан к Архиву, как он сюда добрался?
И тут она поняла, что объяснение вот-вот последует: Матео придерживал дверь для кого-то еще.
Странно: перед появлением Хани Митчелл Марлоу не слышала шагов — она как будто материализовалась в дверном проеме из разрозненных искрящихся атомов. Хани пару секунд постояла на пороге, осматривая квартиру: остановила надменный взгляд на диване, на лампе в виде столбика, на неряшливом выцветшем ковре. Где-то в середине осмотра — между кухонными столами и сломанным домофоном, висящим на стене у двери, — она взглянула на Марлоу, так же безразлично, как и на предметы мебели.
Наконец она прочистила горло и быстро произнесла:
— Давай не будем здесь надолго задерживаться. Эта грязища меня нервирует.
Как по приказу, Матео сбросил свой пиджак и накрыл им барный табурет. Хани осторожно забралась на него. Марлоу глядела на нее, избегая смотреть в лицо, на щеку, от которой когда-то отхватила кусок. Хани была в белой накрахмаленной блузке, заправленной в белые бриджи для верховой езды. Белый кашемировый шарф был несколько раз обернут вокруг плеч. Белая шляпа, отдаленно напоминавшая ковбойскую, с белым плетеным кантом, сидела на затылке поверх большого светлого пучка волос. На руках были белые кожаные перчатки, на ногах белые кожаные ковбойские сапоги, безукоризненно чистые. Хотя Марлоу находилась в Нью-Йорке меньше суток, она понимала, признаком какого рода привилегий служит здесь незапятнанная обувь. Икры самой Марлоу были забрызганы уличной грязью.
Наконец она уперлась взглядом в шрам. В этой комнате он казался даже симпатичным — блестящее пятно, словно специально предназначенное улавливать свет. Но Марлоу понимала, что впечатление может быть обманчивым. Однажды она в приступе окрашенного сожалением интереса задавала своему девайсу бесконечные вопросы о шрамах и узнала, что цвет их может меняться, темнеть и бледнеть в течение дня, варьироваться под влиянием различных эмоций, а некоторые из них никогда полностью не теряют своей злой яркости. Возможно, рубец на лице у Хани сейчас не сильно выделялся, потому что с виду она была совершенно спокойна.
— Откуда тебе известно про это место? — спросила Марлоу. Она все еще стояла, оцепенев, в нескольких шагах от дивана, не зная, что делать, сесть или нет. Непрошеные гости чувствовали себя свободнее, чем она. — Как ты узнала, что я здесь?