Подруги Высоцкого

Но от моего имени, от условного поэта, от условного художника мы имеем единственную выгоду и прибыль на белом свете – это всегда делать так, что этими днями рождения, которые мы всегда знаем наперечет, может быть, в основном исчисляется, исчерпывается история человечества. Может быть, именно этими днями последующие люди будут оправдываться перед другими временами, перед другими мирами за всю историю человечества, за все, в чем мы виноваты, пока жили на земле. Во всяком случае, вот это непрерывное получение радости, ощущение того, что на землю пришел человек, пришел с милосердной миссией быть ни в чем не повинным поэтом, художником, вот эта радость сегодня и может составить содержание нашего праздника.

Театр, чьей сцены я всегда была мечтателем, а сегодня просто соучастник, нашептывает мне еще что-то. В его судьбе есть нечто схожее с судьбой поэта. Он отделен, одинок, не похож ни на кого и внутренне независим. Будем надеяться, что эти слова-рассуждения о том, что в судьбе поэта главное – рождение. Будем надеяться, что это рассуждение совместимо с судьбой театра и с судьбой спектакля, которого мы сегодня опять счастливые зрители и участники. Будем надеяться, что не сразу, но он родится, а что будет дальше, разберемся.

Искусству неотделимо сопутствуют эпигоны, обреченные на безымянность, число им множество. Отличается оный от искусства тем, что это существо противоположно другой породы, это раз, и еще одной чертой, что день рождения этого соперника никогда не будет интересовать человечество.

Сегодня, войдя в высокое соседство с любимыми мною актерами, поздравляя их и вас со счастливым днем рождения нашего любимого, нашего поэта, кланяясь его матушке, желая всякого благоденствия, беру на себя смелость прочесть вам стихотворение:

Московских сборищ завсегдатай,

Едва очнется небосвод…Люблю, когда рассвет сохатый

Чащобу дыма грудью рвет…

Еще в конце 1975 года, когда репортеры западногерманского телевидения записывали интервью Владимира Высоцкого на подмосковной даче Ахмадулиной, она говорила о том, что где-то в уголках ее сознания все время живут слова стихотворения о Высоцком, которое она наверняка когда-нибудь напишет. Так и случилось.

Позже Белла вошла в состав комиссии по литературному наследию В.С. Высоцкого, созданной решением секретариата правления Союза писателей СССР. Председателем был определен Роберт Рождественский. Ахмадулина работала с рукописями поэта. Потом говорила: «Знаете, что меня поразило в его стихах? Отчаяние. Человек знал, что никогда не увидит свои произведения напечатанными. А теперь я готовлю их к публикации, и даже править рука не поднимается, настолько они совершенны… В бумагах Высоцкого видно, как много он работал над словом. У него много вариантов одной строки, он истинный подвижник именно литературного дела. Почему мы не можем это признать? Владимир Высоцкий – постоянная боль…»

На каждой из своих творческих встреч она не обходила вниманием Высоцкого: «В единственное утешение себе я могу сказать, что я всегда ценила честь приходиться ему коллегой и я всегда пыталась хоть что-нибудь сделать, чтобы не скрыть его сочинения от читателей. Мы мало преуспели в этом прежде, но путь поэта не соответствует тому времени, в которое умещается его жизнь. Главное – это потом… Высоцкий – это наша радость, это наше неотъемлемое достояние, и не будем предаваться отчаянью, а, напротив, будем радоваться за отечественную словесность…»

Некоторые особо придирчивые читатели и почитатели творчества Беллы Ахатовны, в том числе Виктор Ерофеев (не путать с Венедиктом), с тревогой отмечали, что начало 80-х, ознаменовавшееся для Ахмадулиной мрачными обстоятельствами (утрата близких друзей, болезненное переживание ушедшей молодости, разлад с миром и с собою), породило не только горькие мысли о жестокости века, быстротечности жизни, но и разрушили стереотипы ее поэтики.