Подруги Высоцкого

«Произошла наша встреча, – говорила Кира Муратова. – А это – узнавание своих мыслей в мыслях другого. Мысли становились общими, зажигались новым огнем… Если возникает такая атмосфера понимания между людьми, то через какое-то время они уже вообще не нуждаются в словах, а просто с полувзгляда начинают понимать друг друга. Это процесс дружелюбный, построенный на энтузиазме и на приятности нахождения общего языка…

Он очень помог мне… Может, это была любовь. На экране точно была. Видно».

С первого съемочного дня все покатилось, как по рельсам. Хотя решилась она на вариант с Высоцким, по мнению некоторых ее коллег, «с некоторым ужасом…».

Но потом все-таки поняла: «Высоцкому нравилось в тот период играть героя-любовника. Он очень хотел сниматься в «Коротких встречах» еще и потому, что роль была такая мужская, победительная.

У каждого человека есть какие-то главные краски и красочки попутные. Будучи ребячливым в жизни, в кино у Высоцкого поначалу была ребячливость – он, скажем, хотел выглядеть красивым на экране и искал внешние формы для этого. Знал, как надо его снимать, и иногда мог сказать оператору: это не мой свет. Это свойственно многим актерам, но у Высоцкого это выглядело забавным, потому что он был умным человеком. Впрочем, он и здесь оставался благородным и великодушным. Например, снимается наша сцена, ставится свет на обоих, он мне говорит: «Оператор ставит твой свет – ну, ладно, ты – женщина, пусть…» Но все это такие инфантильные мелочи, которые в каждом человеке присутствуют…»

* * *

«Нельзя сказать, что это было как гром среди ясного неба – проснулась ночью и почувствовала: хочу заниматься режиссурой, – рассказывала Кира Георгиевна. – Это постепенно, как наркотик, вкрадывается в человека – я брошу курить, брошу, брошу… А потом уже и не можешь. Стать режиссером меня побудило тайное тщеславие. Я помню, как в первый раз почувствовала удовольствие от режиссуры. В школе у нас была самодеятельность, очень слабенькая, изредка спонтанно возникавшая. Мы там что-то ставили, репетировали, и не было у нас никаких там режиссеров. И случайно получилось так, что я начала один спектакль режиссировать, показывать, что и как делать. Сама я не играла, только занималась построением. Но потом, когда мы уже спектакль показывали, был такой острый момент удовольствия. Я это ощущение запомнила: вот никто меня не видит, а я между тем нахожусь в самой сердцевине процесса, я – двигатель всего. Как на пароходе – двигателя не видно, а корабль плывет… Ты как бы дергаешь за ниточки. Ты отсутствуешь и незримо присутствуешь в том, что происходит на сцене. Тайное лидерство, в этом была своя прелесть…

Глупо, конечно. Но ощущение было очень сильным, и это, по-моему, и есть ощущение режиссуры.

Вот это я и называю тайным тщеславием. Причем бывает серьезное, взрослое тщеславие – оно мне не очень симпатично. А бывает другое, как у Чаплина – он сложно обращается ко всем, и в каждом своем фильме говорит: а вот у меня как это сделано, а вот какую музыку я написал… Это забавное, детское тщеславие».

* * *

…Кира родилась в унылом бессарабском городишке Сороки. Когда в 1940 году Бессарабия вошла в состав СССР, ее родители, румынские коммунисты, профессиональные подпольщики, стали полноценными советскими гражданами. С началом Второй мировой войны отец Георгий (Юрий) Коротков стал партизаном, достойно воевал и погиб в одном из боев. Мама была активной участницей подполья. Угодила в сети сигуранцы – тайной полиции короля Михая, прошла все круги ада в фашистских тюрьмах и лагерях и все же уцелела. После Победы в 1945 году Наталья Короткова-Скурту вместе с дочерью перебралась в освобожденную от фашистов Румынию, где со временем сделала блестящую карьеру. Одно время даже была министром культуры.

«В Бухаресте я жила в прекраснейших условиях, – вспоминала Кира, – в особняке, рядом – вилла Чаушеску. Но стремилась в Россию. Всегда русский язык был для меня первым, а румынский – вторым… Родители с детства воспитывали меня в чисто русофильском духе: я читала русские книги, интересовалась русской культурой. И всегда мне хотелось приехать на родину и жить здесь…»

После школы она отправилась «покорять» Москву и легко (все же абитуриентка-иностранка из «братской страны народной демократии») поступила на филологический факультет МГУ. Промучившись с год, поняла: не ее. Хотя почему, собственно, «промучившись»? Вовсе нет: «Там еще читала прежняя профессура, замечательные старички с благородными сединами, с такими понятиями литературы, которые сейчас уже не встречаются…» Но ее все-таки неотвязно преследовала мысль о легендарном институте кинематографии, о мастерской Сергея Герасимова и Тамары Макаровой…

С первых дней учебы во ВГИКе Кира Короткова стала любимицей Герасимова. Кира отвечала Мастеру не менее трогательными чувствами: «Мне мама – Сергей Аполлинарьевич Герасимов. И папа тоже». Но, следуя общепринятому высокопарному штилю, прибавляла: «Сергея Аполлинарьевича считаю своим учителем в высоком смысле этого слова».