Подвал. В плену

Он издал протяжный звериный вой, всхлипывания сотрясали его тело. Он слышал себя словно со стороны. Она положила руки ему на плечи, прижала к себе, он уткнулся в нее лицом, зарылся в мягкую шерсть ее шали. Она хорошо пахла и крепко держала его, пока всхлипывания не прекратились. Только дрожь осталась – озноб охватил его изнутри и сотрясал грудную клетку.

– Я могу у тебя переночевать?

Она молча отвела его в спальню. Каждое движение отдавалось болью в мышцах. Она уложила его на большую кровать, он лег головой на ее плечо, теплое, пахнущее сном. Наверное, так бывает на самом деле, когда лежишь рядом с матерью. Как давно это было! Он уже и вспомнить не мог.

– Ты же дрожишь.

Она привлекла его ближе к себе, он сопротивлялся, не хотел, чтобы она его трогала. Его лицо покраснело и опухло, ребра болели от прикосновений.

– Ш-ш-ш. Я буду внимательной, не бойся.

Он сдался, и она обвила его руками. Лучше всего было сдаться. Это он выучил хорошо. Тогда будет не так больно. И он хотел, чтобы она его обнимала, как его уже не обнимали многие годы. Никто не обнимал.

– Я посмотрю на тебя.

Она стащила с него футболку и покрыла легкими поцелуями его синяки. Он вздрогнул.

– Пожалуйста, не надо.

– Тихо. Ш-ш-ш. Закрой глаза.

Кончики ее пальцев скользнули по животу и забрались под резинку его шортов.

– Нет, – машинально произнес он, но тело предало его.

Он повиновался и закрыл глаза, остался в темноте, наедине с ее прикосновениями и тяжелым запахом духов. Послышался шорох, и аромат ее парфюма дурманил его, под его руками оказалась ее мягкая ночная рубашка. Она села верхом, и он кончил в тот же миг, когда в нее вошел.

Она весело рассмеялась, а в его голове что-то лопнуло, словно натянутая струна. Он свернулся калачиком, голый и уязвимый, как моллюск с раскрывшимися створками раковины, в которую беспрепятственно попадали ее слова:

– Не плачь. Я же рядом. Все будет хорошо.

– Тогда тебе было еще тринадцать, да? – спросил он.

– Да.

– И как долго это у вас продолжалось?

– За три недели до… – Голос Оливера осип.

– До убийства?

Он кивнул.

– Ты ведь был еще один раз в квартире, правда? Ты был возле трупа.

Оливер дернул себя за прядь с треском, от которого волосы у Вехтера на шее встали дыбом.

– Я ждал в подвале, пока не убедился в том, что он ушел. Потом поднялся снова. Я надеялся, что она хотя бы уложит меня на диван, всего на одну ночь. Куда мне было идти?

Вереница машин продвинулась еще немного.

– Я отпер своим ключом. Она мне дала ключ, уже давно. Я звонил, думал, там никого нет. Я заглянул в жилую комнату, и потом…

Он прикрыл рот ладонью.

– И что потом?

– Там повсюду была кровь. А потом снаружи раздались крики. И я хотел убежать прочь. Прочь оттуда.

– Ш-ш-ш, – произнес Вехтер. – Теперь я отвезу тебя домой.

Однако он не был уверен в том, что Оливера стоит оставлять одного в пустом доме с его воспоминаниями. Мог ли он так поступить? Имел ли право заставить мальчика пережить все это еще один раз, а потом оставить одного? Но Вехтер не был психологом. Он был полицейским. Он не мог никого спасти, он умел лишь распутывать дела. Спасать должны были другие люди.