Подвал. В плену

– Мне она не нравилась. У нее был такой взгляд… – сказал он.

– Том! – Алекс повернулся к нему. – Следи за тем, что говоришь. Она умерла. А кроме того, тебя это не касается.

– Она всегда так смотрела на других людей… Это было забавно.

– Извините. – Алекс попросил прощения у Элли. – Мне иногда приходится брать его на работу, по-другому не получается. Но он прав, большинство ее недолюбливало. Они за глаза называли ее Ледяной Королевой.

Королева изо льда. Элли взглянула в окно, за которым падали снежные хлопья. Милая. Всегда правильная. Никто ничегошеньки не знал о Розе Беннингхофф, об этом она позаботилась еще при жизни. Элли кивнула мальчику, который снова склонился над тетрадью.

– Ваш сын?

– Не говорите ничего, я знаю, что уже поздно. Но здесь он может выполнить домашнее задание и поесть чего-нибудь. И я не хочу, чтобы он каждый вечер оставался дома один…

– Не стоит извиняться. Я не отлавливаю курильщиков и не работаю в управлении по делам молодежи.

Алекс рассмеялся.

– Тогда мне повезло, что меня допрашивает комиссия по расследованию убийств.

– Его мать, наверное, тоже работает?

Алекс осел, словно получил удар под дых.

– Его матери уже нет… В общем, она никогда… Официально, но… живет она не здесь. – Он затушил сигарету в пепельнице и обжег палец. – Это все довольно сложно.

Еще одна ошибка. Элли быстро допила пиво.

Алекс выпрямился:

– Хотите еще что-нибудь выпить? Пожалуйста.

– Нет, спасибо. Завтра в четверть девятого мне уже нужно сидеть на рабочем месте.

Она встала и взяла пальто. Алекс поспешил выйти из-за стойки и помог ей одеться. Запах сигаретного дыма и выделанной кожи ударил ей в нос.

«Ничего ведь не произошло, Элли».

– Спасибо за пиво. Чао.

Она четко выучила, что должна делать женщина, если с мужчиной все складывается не совсем гладко.

Бежать.

Оливер оперся о подоконник, прикурил сигарету, глубоко втянул дым в легкие, пытаясь насладиться моментом. В голове было холодно и свободно, словно все развеял зимний воздух. Если бы был допинг, который мог бы удержать его здесь во времени и пространстве, то он непременно его проглотил бы. Лучше всю жизнь сидеть на наркотиках, чем ждать, когда воспоминания снова потянут тебя под воду. Периферическим зрением он все еще видел тени, готовые в любое время что-нибудь нашептать ему на ухо.

Отсюда его никто не сможет вытащить. Он уже долго сумел тут продержаться, здесь его дом. Единственный дом и единственный отец. Ноги его больше не будет в той грязной общаге с горластыми отморозками, не будет он жить на карманные деньги. Оливер теперь обитает в крутом особняке, денег хватает. Он никогда от этого не отказался бы. Он это заслужил. Так сказать, компенсация за причинение телесных повреждений.

У него был только папа. А у папы был только он. Если бы не папа, он просто убежал бы. Мама ушла, заболела раком. Рак языка. Папа говорил, что она всегда пила слишком горячий чай. Может, это и так. Медленное самоубийство. А его она оставила одного, перепоручила отцу. А что осталось бы, если бы кого-то из них двоих забрали? Папу или… его самого? Если бы одного из них посадили? Он никак не мог вспомнить, что тогда произошло. Он ведь способен сделать все что угодно, но у него не было воспоминаний, вместо них – большая черная дыра. Не за что зацепиться, ничего, на что можно опереться, никаких намеков, никаких следов. Лишь картинка с изображением двери, которая всплывала в неожиданных ситуациях, а «сейчас» было вполне реальным. «Сейчас» хватало его и трясло, кричало прямо в лицо, так что все остальное вокруг меркло. И голоса. Или тишина. Что из этого было настоящим, а что мерещилось? Пока он ничего не мог вспомнить, все шло хорошо. Лучше не думать об этом и дальше спокойно дышать, втягивать морозный воздух, такой реальный, почти такой же реальный, как та дверь. Оливер наполнил легкие холодом. Ему очень хотелось выбежать на мороз, бежать и бежать все дальше.

Пока все вокруг еще холодное.

Пока все вокруг еще спокойное.