Подвал. В плену

Элли уже боялась, что ее отправят к черному ходу, чтобы не пугать платежеспособную клиентуру обычной полицейской работой. Но ей милостиво разрешили подождать в отделе кухонной посуды и побродить среди полок. Кастрюли Элли интересовали только в том случае, если были чем-нибудь наполнены. В общаге они обходились посудой, которая выглядела старше, чем они сами. Каким-то загадочным образом эта посуда размножалась или исчезала, когда одна из девчонок сжигала на плите чили кон карне[48]. У их кастрюль была собственная биография и годовые кольца.

У стенда с ножами Элли прошлась еще раз. В настоящий момент она просто не могла видеть ножи, не то что обсуждать весь сверкающий ассортимент этих полок. К ней вернулся металлический запах крови из квартиры убитой. Плохой фен-шуй.

Магазин медленно заполнялся домохозяйками, которые обсуждали достоинства лезвий с волнистой кромкой и кастрюль с многослойным дном – рождественский обмен подарками все еще шел полным ходом. Где-нибудь в параллельном мире Элли могла бы сейчас пить кофе в «Глокеншпиле», покупать какую-нибудь шмотку в супермаркете Бека, совершенно не подходящую по сезону, и туфли, марка которых стоит больше, чем кожа, из которой они сделаны. Сегодня она была частью другого мира. Дело об убийстве окружало Элли, словно пузырь. С тех пор как она прочла документы Джудит Герольд, где скрупулезно описывалось все то, чему подверглась маленькая девочка, Элли не покидало чувство, что она бродит в чужом кошмаре. Больше не принадлежит ни собственному миру, ни миру спящих.

Короткий телефонный разговор с Ханнесом сделал все вокруг еще более нереальным. Ханнес казался по телефону таким ранимым! Так не должно быть, она хотела вернуть прежнего Ханнеса, тот не боялся ни смерти, ни дьявола. Когда это расследование закончится, Элли обязательно возьмет выходной и отправится в Мюллеровские бани, будет париться ночь напролет, смоет с себя эту вонь. Только тогда она сумеет убедить себя, что в жизни все устроено правильно. Сейчас ей казалось, что нормальность представляет собой лишь тонкий налет цивилизации.

Только бы не взглянуть вниз.

– Добрый день, вы, наверное, из полиции. Та самая дама с ножом. – Продавец потер руки.

– Я дама без ножа. Поэтому и пришла сюда. – Элли протянула ему увеличенный пиксельный снимок. Техники всячески старались сделать картинку более контрастной, но без особого успеха. – Вы не подскажете, что это может быть за нож?

– Хм… – Он отодвинул фото подальше. – А снимка получше у вас нет?

– К сожалению.

– Ну, не беда. Если такой нож у нас есть, мы его обязательно найдем. А у нас есть все.

Напевая себе под нос, продавец ходил по рядам, брал в руки одну коробку за другой, что-то бормотал и клал обратно.

– Мне кажется, мы ищем японскую модель. На этикетке, похоже, написаны не буквы. – Он уверенно направился к одной из полок и пошарил по коробкам. – Ага, вот, взгляните, это может подойти. Красный прямоугольник на ручке. И надпись… – Он снял коробку с плексигласовой консоли и презентовал Элли, как дорогую бутылку вина. – Нож «Хакума». Завозится из Японии, дамасская сталь, это «мерседес» среди ножей.

Продавец достал его из коробки и помахал перед лицом Элли.

– У японских ножей сталь закалена по-особому, они режут практически сами.

Элли отпрянула:

– Вы не могли бы… Мне еще дорог мой нос, и моя прическа все еще мне нравится такой, какая она есть… Спасибо.

– Прощу прощения. Хотите попробовать, как он лежит в руке? Рукоятка и клинок идеально сбалансированы. Вы и веса его не почувствуете.

Она нерешительно обхватила рукоятку и взмахнула в одну и другую сторону. Продавец был прав. Нож идеально лежал в руке, и силы никакой не требовалось, чтобы им резать.

– Судя по фото, это может быть филетировочный нож от «Хакума». Это лучший разделочный нож на рынке, проходит сквозь толстый кусок без труда… Ой! – Он внезапно побледнел. – Вы вроде бы сказали, что вы из комиссии по расследованию убийств? Тогда вы наверняка не хотите этого знать…

– Напротив, именно это я и хотела узнать, – ответила Элли и положила нож на черный бархат, словно сокровище. – Я возьму один.

Этот звук заставил его вздрогнуть в испуге. Входная дверь. Но папа еще во Франкфурте, он хотел вернуться только на следующий день. А пока его не было дома. Не важно, куда он уехал, главное, что его не было. Он ждал слишком долго. Вот дерьмо.

Он отправил компьютер в режим ожидания, погасил экран, прислушался. Шаги раздавались на первом этаже, кто-то поднимался, скрипели деревянные ступени лестницы.

Еще четыре, три, две, одна. Шаги стихли.

– Оливер?

Нет.