В это время вблизи послышались чьи–то шаги, четкие шаги мужчины. Андромаха обернулась и сказала, обращаясь к тому, кто, видимо, остановился в ногах постели:
— Он очнулся.
Последовало короткое молчание, будто тот, кто вошел, тоже был в замешательстве и не знал, как поступить. Потом захрустели ветви, из которых было устроено ложе, и над Гектором наклонилось загорелое и, как ему показалось, незнакомое лицо.
— Тебе лучше?
Голос был тот же, что слышался сквозь пелену бреда и забытья. Он был знаком и не знаком одновременно. Гектор не мог понять, слышал ли его когда–нибудь прежде. Видел ли он это лицо? Сначала он подумал, что, пожалуй, не видел. Худощавое, с немного острыми, но почти идеально правильными чертами, тонкое и резкое одновременно, еще очень молодое, в обрамлении коротко остриженных черных волос. «Почему он так острижен? — подумал раненый. — Раб? Не может быть! Тогда, значит, траур?». На мгновение этот человек показался ему похожим на кого–то из братьев. Но нет, что–то в нем было совсем особенное, что–то, что будило тревожное и жадное воспоминание.
— Мне лучше, — Гектор старался говорить яснее и громче. — А кто ты?
— Хозяин этого грота, — ответил незнакомец и странно посмотрел на Андромаху, будто взглядом просил ее о чем–то молчать.
— Троя… — вдруг прошептал раненый, испуганный внезапной мучительной мыслью — С ней ничего?..
— Троя стоит, как и стояла! — голос молодого человека выдал чуть заметное напряжение. — С ней ничего не случилось.
Гектор с облегчением перевел дыхание, вновь причинив себе боль, но на сей раз почти ее не заметив. И тут же понял, что встревожило его в незнакомце: тот говорил хотя и на очень правильном критском наречии, но с интонациями, необычными для троянца. Он не мог быть жителем Троады. Варвар? Но те говорят совсем не так, да и совершенно не так выглядят. Неужели данаец? Но тогда…
И вдруг словно ярчайшая вспышка озарила сознание Гектора — он вспомнил, где слышал этот ровный и низкий голос, пугающий своей силой и глубиной, даже когда звучал совсем тихо. И эти карие светлые глаза странной формы, со скрытым в них огнем, глаза, которые могли метнуть Зевесову молнию и устрашить больше, чем блеск оружия… Пришедшая к раненому мысль была страшна и невероятна, хуже, кажется, ничего не могло быть…
Но Гектор не привык лгать никому, и себе самому прежде всего. Он узнал того, кто склонялся сейчас над его постелью, того, кого он видел над собою в последние, как он думал, мгновения своей жизни, так же, как сейчас, без шлема, с обрамлявшими лицо короткими черными волосами.
— Ты… — прохрипел раненый, едва не теряя сознания от охватившего его смятения. — Я тебя узнаю! Ты…
Он рванулся, пытаясь привстать, но вновь не смог даже оторвать голову от кожаной подушки.
Андромаха вскрикнула, метнулась к мужу, и в то же время Ахилл очень мягко, но сильно опустил руку на грудь Гектора и властно прижал его к постели.
— Ты погибнешь, если будешь напрягаться и делать резкие движения, — твердо сказал базилевс — Рана на твоем горле еще не до конца закрылась, и жар только что прошел. Может быть, тебе не нужно было видеть меня, но ты все равно захотел бы знать все, что произошло, и Андромаха не смогла бы тебя обмануть. Этот грот далеко от ахейского лагеря, и никто, кроме меня, не знает, что вы — ты и твоя жена, здесь. Ахейцы считают тебя мертвым, Гектор.
Троянский герой молча слушал своего врага, пытаясь понять и до конца осознать всю непоправимость случившегося. Но если ахейцы не знают, то… Чего хочет теперь Ахилл?
— Почему… ты не убил меня? — глухо спросил раненый.
— Копье вошло недостаточно глубоко, — спокойно ответил Ахилл. — Ты первый, кто не умер сразу после удара моего копья.
— А потом… Почему потом не убил?
— Не знаю.
Базилевс сказал это просто и как–то растерянно, опустив глаза.
— Несколько дней подряд, — вмешалась между тем Андромаха, — Ахилл лечил тебя. Если бы не его снадобья и лекарское искусство, ты бы умер, Гектор. И верь мне: с нами не будет ничего плохого!
«Она–то откуда знает?! Почему так уверена?» — со злостью подумал Пелид.
Но злость его была не настоящей, не искренней, и герой промолчал. Его рука все еще лежала на груди Гектора, и он ощущал, какими неровными толчками бьется сердце раненого.
— Что ты с нами сделаешь? — спросил Гектор, невероятным усилием подавив накатившую дурноту.
Ахилл быстро взглянул на него.
— Не бойся. Все дурное, что я мог сделать в отношении тебя, я уже сделал. На второй день после нашего поединка ко мне в лагерь приходил твой отец… Нет, не смотри так, с ним ничего не случилось, он вернулся в Трою. Он приходил просить, чтобы я отдал твое тело…
— Ты ему сказал? — на этот раз Гектор не совладал с собою, и его голос задрожал.
— Да, ему я сказал, — проговорил Ахилл, отводя глаза от мучительно тревожного взгляда троянца — И разрешил сказать царице Гекубе. Через пять дней мы встретимся снова.
— Для чего?
Пелид отвернулся, встал, налил что–то в глиняную чашку и вновь подошел к постели.
— Тебе рано говорить и нельзя волноваться, Гектор. На, выпей.
— Что это?