— Я знаю, с чем ты пришел. Сегодня я должен написать письмо отцу, да? Ты завтра с ним встретишься?
— Да, — ответил Пелид.
— Я готов, если это нужно. Правая рука работает уже безукоризненно, — он вытянул руку и пошевелил пальцами. — Еще вчера я ее с трудом поднимал. Ты принес пергамент и тростинку для письма?
— Да, — кивнул Ахилл.
— Хорошо. Ну, а что писать?
Базилевс нахмурился.
— Ничего лишнего. Напиши, что ты жив и поправляешься и тоже хотел бы, чтобы царь Приам начал переговоры с царем Агамемноном. Если только ты на самом деле хочешь этого.
— Я этого хочу, — твердо сказал Гектор. — Но меня по–прежнему тревожат условия, которые могут поставить Атриды. Они слишком ненавидят Трою…
Ахилл вспыхнул.
— Сильнее их всех ее ненавижу я! Но именно я готов оставить этот проклятый город в покое и уплыть отсюда, потому что еще во сто крат сильнее я ненавижу эту войну! В ней давно уже нет ни доблести, ни смысла…
Он начал говорить порывисто и резко, но тут же взял себя в руки и продолжал уже почти спокойно, только пунцовый румянец, окрасивший смуглые щеки, выдавал возбуждение.
— Посмотри на меня, Гектор! Мне скоро двадцать шесть лет. Почти половину из них я здесь. До того у меня был дом, был отец, я женился, пускай безумно рано и безумно глупо, но это тоже было частью моей жизни, хотя отец и расторг этот брак и, вероятно, был прав… Меня воспитывал мудрейший из мужей Ойкумены, знающий столько, сколько не знают сто мудрецов вместе. Я жил с ним бок о бок почти круглый год, в течение пяти лет и постиг многие премудрости, знания, искусства. И у меня был друг, тот, что ближе всех, что от самой ранней юности и до зрелых лет — рядом и в славе, и в слабости, и в счастье… И где все это теперь? Что мне осталось?! Без малого двенадцать лет крови и смерти. От воинов с одного из последних прибывших сюда кораблей я узнал когда–то, что у меня родился сын. Я так и не видел его. Знаю по одним лишь слухам, что умер мой отец. Кто сейчас воспитывает моего сына, кто заменил ему мать и отца? Моя прежняя жена, как я слышал, давно опять замужем. Жив ли мой старый учитель? И много ли я помню теперь из его уроков? Все будто стерлось, ушло далеко–далеко… Всем, что связывало меня с моей прежней жизнью, был Патрокл. Его больше нет!
Ахилл запнулся, замолчал, подавленный воспоминанием, потом снова поднял глаза.
— Я думал, что, если отомщу за него, моей душе станет легче. Вздор! Месть вообще ничего не дает и не облегчает страдания. Во мне все пусто. И все это сделала война, война не во имя своей земли или священной справедливости — но во имя чужой гордости…
— И во имя золота! — тихо произнес Гектор, до того со вниманием слушавший бурную речь Пелида. — Может быть, Менелаю и нужна Елена, но его брату нужно прежде всего золото, еще раз золото и еще раз — великие богатства Трои! Ну скажи, что это не так, Ахилл! Скажи!
К его удивлению Ахилл расхохотался.
— Или ты думаешь, сын Приама, что я — полный глупец? Конечно, главная цель войны для Атридов — добыча. Ну а мне–то что с того?
— Ты получишь не меньше, чем они! — почти с вызовом ответил Гектор.
— Я уже получил больше, чем они! — воскликнул Ахилл. — Я перестал быть собой… Им мало, но с меня довольно! Пусть забирают золото, сколько смогут увезти (я думаю, твой отец даст им его много!), и прекращают эту бойню.
— Но цель войны, которую они называли — Елена.
Гектор смотрел на базилевса с напряжением, готовый к новой вспышке ярости. Но Ахилл лишь пожал плечами.
— Ты хочешь сказать, что, потребовав какую угодно дань, Атриды все равно потребуют и Елену? Конечно. И они должны ее получить. Тем более, — добавил он, усмехнувшись, — что два года назад, если помнишь, Парис принял поединок с Менелаем, поклявшись, что вернет Елену ее законному мужу, если проиграет. Он проиграл, и притом проиграл позорно… И не сдержал клятвы!
Гектор покраснел и опустил глаза.
— Я чуть не убил его тогда! — произнес он едва слышно.
— Я тебя понимаю. Так отчего же теперь тебе так жаль Париса?
Троянец посмотрел на Ахилла смущенно и грустно.
— Мне совсем не Париса жаль. Сказать по чести, мне жаль Елену.
— И я жалею ее!
Не замеченная увлеченными разговором мужчинами, Андромаха уже давно вошла в пещеру, опустила на землю корзину со сливами и тихонько уселась на свою постель, обхватив руками колени. Ахилл давно заметил, что у нее, как и у него, есть такая привычка — и бывало очень забавно, когда они, не сговариваясь и не думая об этом, садились друг против друга в одну и ту же позу.
Тарк лежал у входа, тоже прислушиваясь к беседе.
Ахилл и Гектор, услыхав слова женщины, разом посмотрели на нее, а она, покраснев и смутившись, все же продолжила:
— Я вижу, как много выстрадала Елена, и как она уже наказана за свою ошибку. Она сделала страшную подлость, но теперь живет хуже всех. Ее ненавидит вся Троя… Только Гектор всегда защищал ее.
— Да потому, что не должна слабая и беспомощная женщина отвечать за подлые дела мужчин! — воскликнул Гектор. — Разве в силах женщина бороться со столькими соблазнами, если все вокруг только и стараются внушить ей дурные, а не добрые поступки!