Подвиги Ахилла

И вот у нее родился сын — третий сын Приама и Гекубы. К тому времени у них с отцов было трое детей. Первой родилась царевна Кассандра, потом, год спустя — я, через два года — Лисипп, который погиб в самом начале войны, и, наконец, появился третий троянский царевич. Ликованию отца, его родни и всех придворных не было предела. Даже царица оживилась, увидав, какого прекрасного младенца она родила. Вдруг, на седьмой день после рождения мальчика, во дворец явился Адамахт и потребовал, чтобы его принял царь Приам. Отец, как и все троянцы, не любит жрецов Астарты, но опасается их. Он не решился прогневить страшную богиню. Адамахт повторил ему слово в слово свое пророчество и потребовал, чтобы царь сам принес в жертву Астарте своего новорожденного сына, иначе Троя погибнет! Приам пришел в ужас. Он еще больше, чем царица Гекуба, был склонен верить в мрачные предзнаменования богини подземных духов, и боялся, что, отказавшись исполнить повеление жреца, и в самом деле погубит свой город и свой народ.

Долгие дни они вместе с царицей думали и решались. Сначала мать и слышать не хотела о том, чтобы принести ребенка в жертву. Отец тоже не мог принять решения и колебался. Но и ему стали сниться мучительные сны, и жрецы Аполлона в один голос толковали их как пророчество будущих бедствий для всей Трои. И тогда Приам решился. «Я — царь, — сказал он своей жене, — и я не могу, как бы ни был мне дорог сын, погубить ради него весь мой народ…» Гекуба еще сопротивлялась, но, в конце концов, поняла, что если не уступит, отец принудит ее силой. Тогда она сказала: «Раз моему несчастному сыночку суждено умереть, то он, во всяком случае, не будет отдан в жертву этой кровожадной богине темных сил! Я сама, своими руками, убью его!»

Моему маленькому брату тогда сравнялось три месяца. И вот однажды — это было ночью, перед рассветом, когда я без сна лежал в своей постели — я услышал, как по коридору дворца кто–то идет и тихо–тихо плачет. Я быстро надел свой хитончик и, выглянув в коридор, увидал мою мать. Она несла люльку с младенцем, крепко прижимая ее к груди. Я понял: сейчас произойдет что–то ужасное. Босиком, ступая как можно тише, я последовал за царицей. Она вышла из дворца, добралась до западной стены города, где в то время калитка запиралась лишь засовом изнутри и почти не охранялась. Через эту калитку мы вышли на равнину. Мать шла очень быстро, и я, хоть и был развит не по своим летам, поспевал за нею не без труда. Она шла, как зачарованная, ничего не замечая, и ей даже в голову не приходило, что за нею иду я… Мы шли все дальше от города, вошли в лес, стали подниматься в гору…

Рассвело. Младенец в люльке проснулся и заплакал, и мать, присев на камень, стала кормить его грудью, целуя и лаская. Она просила у него прощения и говорила с ним так нежно и так ласково, что я чуть было не заревел. Я прятался за кустом, смотрел на царицу и думал, что она, наверное, не сделает этого, не сможет. Но вот она встала, вновь взяла люльку и пошла дальше. И я понял, куда она идет. По склону горы, чуть дальше того места, течет река, а за рекой, шагах в ста, горный склон разрывает ущелье. Глубочайшая трещина появилась, говорят, тысячу лет назад, во время землетрясения. Если смотреть вниз, в эту трещину, то дна не видно, тьма сгущается, и нагромождения каменных глыб постепенно теряются в ней. «О, только не туда! — думал я. — Оттуда никто не спасется!»

Гекуба вброд перешла реку, я, скользя и падая на мокрых камнях, последовал за нею. Даже тогда она ничего не услышала, хотя один раз, разбив о камень коленку, я вскрикнул довольно громко.

И вот царица подошла к пропасти. Она остановилась, посмотрела на небо, уже озаренное лучами восходящего солнца, наклонилась и поцеловала ребенка. Ветер поднялся такой сильный, он будто бы рвал люльку из ее рук, чтобы скорее скинуть в пропасть.

Я не выдержал, закричал: «Мама, мама, не надо!» и кинулся к ней, плача и вытягивая вперед руки, чтобы вцепиться в платье царицы и удержать, остановить ее. Мать обернулась, дико вскрикнула: «Гектор!» Но, должно быть, мое появление еще больше подтолкнуло ее к исполнению страшного долга — она испугалась, что я и в самом деле ей помешаю. С выражением ужасной решимости она обратилась к пропасти, вытянула руки с люлькой… И тут ее поразил обморок: при всей своей силе, Гекуба все–таки женщина. Она рухнула без чувств на самом краю расщелины, и люлька упала рядом, да так, что один ее конец повис над пустотой!

Этого мгновения я никогда не забуду! От ужаса я позабыл имена богов, а мне хотелось их всех попросить, чтобы они вмешались и спасли моего крохотного брата. И еще я испугался, подумав вдруг, что моя мама умерла!