Подвиги Ахилла

Он принес объемистый кувшин и пару серебряных кубков, но перед тем, как наполнить их, заколебался:

— Вино очень крепкое. Разбавить?

Гектор вдруг вспыхнул:

— Я не ребенок! И терпеть не могу разбавленого вина! Если хочешь, разбавляй себе!

— О, только не сверкай глазами так грозно! — Ахилл опустил голову, подавляя новый смешок. — Что ты станешь делать, если я испугаюсь и убегу?

— Утоплюсь! — отозвался Гектор, закатываясь смехом. — Вода так и зовет…

— А вот это — хорошая мысль! — воскликнул базилевс и вскочил: — А ну–ка, окунись для начала!

Ахилл снова подхватил раненого и, не снимая с себя сандалий и туники, вместе с ним вошел в прозрачную и прохладную воду озерца. Он зашел по грудь, так, чтобы вода не коснулась раны на шее Гектора, осторожно опустил свою ношу, дав Приамиду коснуться ногами дна, и тут же бережно подхватил его за локти. Они стояли как раз в том месте, где ручей переливался через запрудившую его преграду, там, где его движение ощущалось еще сильно, настолько сильно, что вода, казалось, толкала их и обволакивала, мягко, но властно увлекая за собою.

— Ну что же? Хорошо? — спросил базилевс.

Гектор, продолжая смеяться, окунул лицо в воду, потом подхватил ее пригоршней и плеснул в Ахилла:

— Чудесно! Какая легкость! Нет, постой, не выходи на берег… Я хочу еще почувствовать эти струи ручья, эту прохладу, этот жар солнца, что льется сверху… Самые обыкновенные ощущения… А я и не знал, как это все невероятно!

Спустя некоторое время они, развалившись на овечьих шкурах, одним духом осушили полные кубки.

— Хорошо! — выдохнул Гектор, поводя мокрыми плечами.

— Хорошо! — Ахилл вновь налил вина и хотел было по привычке нарезать мяса для раненого, но тот выхватил у него тушку цесарки и, решительно оторвав от нее порядочный кусок, принялся за еду, отщипывая кусочки от лепешки и заедая ими мясо.

— Вкусней не бывает! Давно мне так не хотелось есть… И вина давно так не хотелось. Налей–ка еще.

— Уже налил! — отозвался Ахилл. — И я пью за скорое возвращение твоей жены, в котором, как ты понимаешь, не сомневаюсь… Поверь мне, Гектор, я не думал, что бывают такие женщины. Разве что амазонки… Но их я никогда не видел. А ты?

К удивлению базилевса, Гектор вдруг покраснел.

— Я‑то видел их… Какое хорошее вино! Откуда такое?

— Варвары привозят и продают за чистую бронзу и прочие мелочи. Таковы дикари — союзничают с Троей и торгуют с ее врагами… Тебе еще?

Гектор кивнул.

— Наливай. Ты ведь можешь не бояться, что я свалюсь, коль скоро таскаешь меня на руках.

— Скорее ты должен бояться, что свалюсь я, с тобою вместе! — проговорил Ахилл, с готовностью вновь наполняя кубки густым темно–красным напитком. — А расскажи–ка об амазонках. Правда ли, что их почти никто еще не побеждал в сражении?

— Правда! — Гектор улыбнулся, поднося к губам кубок. — Но их царицу я победил.

— Царицу? — переспросил Ахилл. — О ней я много слышал… Ее зовут…

— Пентесилея. Она поклялась, что станет моей женой.

Ахилла так изумило это известие, что он едва не поперхнулся вином и, держа в одной руке кубок, в другой — полуобглоданную ножку цесарки, уставился на Гектора.

— Вот это здорово! И отчего же не она твоя жена?

Гектор опустил глаза.

— Я никогда и никому этого не рассказывал. Ты первый, кто узнает… Это было пять лет назад. Тогда, если помнишь, мы заключили с ахейцами первое перемирие и начали было переговоры, но вскоре стало ясно, что они закончатся ничем, и война возобновится. И в то время пришло письмо из Темискиры, столицы государства амазонок. Как раз тогда погибла их прежняя царица, Амарсида, и амазонки избрали Пентесилею. Ей было семнадцать лет, и она стала самой юной царицей за всю историю государства амазонок. Она знала о том, сколько лет уже длится война Трои с ахейцами, и горела желанием помочь нам, хотя им по–прежнему хватало войн со своими соседями. Отец решил, воспользовавшись перемирием, послать меня к амазонкам, чтобы договориться о помощи с их стороны, на случай, если снова начнутся бои…

— Он понимал, что против тебя царица не устоит? — небрежно спросил Ахилл.

Приамид покраснел и сердито нахмурился.

— Полагаю, он думал скорее о том, что я умею говорить на нескольких языках… Хотя, Пентесилея говорит отлично и на нашем языке, и на многих других. Амазонок дикарками не назовешь, при всей суровости их жизни. И вот, я поехал туда, и мы с ней встретились. И… это было как рок… Она полюбила меня. И я… Я тоже думал, что люблю.

— Думал или любил? — безжалостно уточнил Ахилл, опрокидывая свой кубок и вновь берясь за кувшин.