Подвиги Слабачка

А вот бедный Делоручкин, если бы не успел ухватиться за одну из лапок Слабачка, так бы в бездонную пропасть и канул.

Слабачок вначале было подумал, что они с Кукляшкой летят стремглав в пасть собственной гибели, но когда понял, что продолжает стоять, правда, на абсолютной пустоте, стал топтаться-поворачиваться в разные стороны, не понимая, как можно стоять ни на чём? Только ему что-то мешало, что-то всё же тянуло его вниз. Этим «что-то» оказался не похожий на самого себя от страха Делоручкин. Слабачок тотчас подал ему лапку:

– Не будешь же ты так вечно висеть на мне, как гиря на ноге у каторжника. Садись на мою спинку рядом с Кукляшкой. Придётся вас обоих тянуть на своём горбу, – пытался шутить Слабачок.

Слабачку пришлось продолжать путь, идя по пустоте и неся на своей спинке уже спокойно болтающую лапками Кукляшку, которую пропасть вовсе не пугала, а даже забавляла, и трясущегося от ужаса и никаким светом уже не светящегося Делоручкина. Только Слабачок пошёл уже легко, без боязни, потому что ему уже не нужно было осторожничать – ведь всё равно, куда ни наступи, была сплошная пустота. Только под лапками почему-то чувствовалась мягкость травы и слышалось потрескиванье веток и шорох сухой листвы.

А на невиданной глубине самой бездны всё сильнее что-то трещало, краснело, и змеи изгибающегося огненного дыма всё больше поднимались ввысь, устрашающе приближаясь к маленьким путникам. Тепло под их лапками всё больше напоминало жар, который с каждым шажочком становился всё нестерпимее.

Слабачок со своей поклажей торопился пройти до конца этого невидимого мостика, но, даже края его, к сожалению всех, всё ещё даже не было видно.

А жар становился таким, что Слабачок уже не мог идти, не подпрыгивая и не подскакивая на ходу, рискуя сбросить свою ношу. Вдруг все стали замечать, что бесконечно разверзшаяся бездна начала сужаться, что постепенно пошли растворяться в воздухе и потрескивания, и свечения, и дым, и жар.

«Так, – подумал Слабачок, – Тропа Зависти решила уходить. А уходит она, наверно, потому, что теперь ей некому стало завидовать. Вон, и так слышно, как у Делоручкина зубы стучат. Добилась таки, подлая, того, чего хотела: лишила честного муравья сияния радости. И теперь она стала собирать свои пожитки – всё то, что подбрасывала ему на пути: камни, сучки, брёвна, ямки, канавки, огонь и воду, ветер, горы и пропасти, костры, дымы, тучи, дожди, молнии и громы. Ещё в запасе у неё должны быть и разные зверюшки, типа пантер, львов, медведей и даже… разбойники. Обо всём таком говорили все те несчастные, которым пришлось по ней пройти».

И он был прав, потому что бездна быстро превратилась сначала в овраг, потом в трещину, затем в ямку, а потом и вовсе исчезла. Маленькая компания разом перевела спокойно дух.

И они все втроём уже снова двигались по всё той же давно им знакомой тропинке, но никакие непреодолимые или замедляющие их ход препятствия больше не попадались на их пути.

Внесение Кукляшки

Когда путники входили в свой маленький, но многомуравьишный лагерь, уже совсем стемнело. Но их тропинка была светла, как днём. И это из-за светлячков. Это они по ночам освещают все тропинки и все тёмные закутки в муравьишкином селении.

Поэтому муравьишкам, ещё весело скачущим по улицам в то время, когда другие уже летают во сне, стали встречаться их запропастившиеся еле бредущие друзья, возвращающиеся непонятно откуда. Первыми из которых были король камней Слабачок, с седящей на его спинке, Кукляшкой, а за ними еле плёлся, чуть прихрамывая, золотых лапок мастер Делоручкин.

И все, кто ещё не лёг спать, а никто почти и не спал (а кто спал, те просыпались от суеты и крика), побежали смотреть на Слабачка, который нёс на себе Кукляшку. А на Делоручкина, если и бросали взгляд, то, увы, только потому, что он был рядом с теми, на которых все только и смотрели.

Всё больше муравьишек собирается по обеим сторонам тропинки, по которой бредут вернувшиеся. Тем, которые вставали у самой тропинки, свет светлячков озарял их мордочки. А у тех, кто становился дальше, разглядеть можно было только глазки, блестящие, как звёздочки-близнецы. И таких звёздочек двойняшек было видимо-невидимо.

Муравьишкам уже так становилось интересно, настолько хотелось разглядеть поближе Несение Кукляшки, что задние начинали становиться на спинки тех, кто был у самой тропинки, а на их спинки вскарабкивались следующие. По чуть-чуть, по чуть-чуть, и тропинку с двух сторон стали окружать стены из муравьиных мордочек, глядящих с удивлением на Слабачка, несущего почему-то не очередной гигантский камень, а малюсенькую Кукляшку.

– Почему на свой горб ты возложил эту ношу? – кричали Слабачку.

– А что, не видите, у неё поранены лапки?! – отвечали другие.

– Чтобы Слабачок на себе не нёс, он всегда несёт Добро, – кричали третьи.

– А вдруг он несет на себе снова то, из чего потом можно будет что-то построить? – кричали те, которым было плохо видно.

– Из того, что он на себе несёт, можно построить дружбу.

– Или семью… – все обернулись на того, кто это изрёк. – Потом.