– Опять ты толкаешься!
– Опять.
– Опять… ты меня спас?!
– Спас.
– И других спасёшь.
Слабачок не успел ответить.
– Спасешь. Я знала. Я говорила.
– Кто-то должен, – ответил Слабачок. – А теперь беги.
– Куда?
– Подальше. И больше возьми с собой мордашек. Так ты больше спасёшь, – сказал, повернулся и скрылся в туче не осевшей ещё пыли.
Но многие всё-таки вскарабкались на Дрым-Брыма. А пока они на него карабкались, они видели, как погибали их товарищи. Тогда в них пропала трусость и появился за других страх. А вместе с ним обуяла смелость их. Заторопились они Дрым-Брыма кусать. Дрым-Брым поёживался, но ничего поделать не мог. Не доставали его лапы до его собственной шеи, собственного брюха и спины.
Тут взлетели крылатые муравьи и набросились на Дрым-Брыма со всех сторон. А снизу целое море муравьёв накинулось. Злодей замахал во все стороны своими лапами и хватал, и топтал, и вдыхал, и поедал муравьёв.
– Помоги им, – попросила муравьиха-мать Слабачка. – Всё равно, из нас только ты и сможешь одолеть злодея.
А Дрым-Брым, освирепев, вдруг забыл о кусавших его муравьишках. Он как раз решил сначала расправиться с сильнейшим из этих слабых. Подошел он к башне, поднял свою мохнатую лапу и ударил ею по башне изо всех сил. И как тут взвоет он от неожиданной и ужасной боли. Напоролся Гпаук на твёрдость и остроту камней башни, как на меч богатырский, как на лезвие его острое, и отрезалась часть лапы у него.
Закричал от жуткой боли Гпаук! Запрыгал, завертелся он, с места не сходя.
– Аааа! Ааааа! – стонал Гпаук. – Не может случиться то, чего не может быть! Башня, как волос тонюсенькая, а лапы я лишился, как от топора огромного.
Воя от страшных мучений, захромал Гпаук вокруг неприступной для него башни-волоса и прокричал страшным голосом:
– Где ты, паршивый муравьишка?! Проглочу тебя и не замечу! Как и сейчас не замечаю! Не спасёт тебя башня твоя!
Хотел Гпаук снова ударить по башне, да опомнился вовремя. А то и второй бы лапы лишился! Влез Гпаук на башню, вцепился в неё всеми остальными лапищами и стал сгибать её, расшатывать, трясти… Но ничего у него не получалось! Башня скалой стояла и как в скалу вросшая.
А Слабачок тем временем с башни незаметно слез, пристал к остальным муравьишкам, и стоит и вместе с ними над чудищем посмеивается. И даже те, кто от страха трясся и даже плакал, то и те сквозь слёзки заулыбались.
Понял зверь, что не справиться ему с этой ниткой-струной каменной. Да и Слабачка на ней никак не разглядеть. Решил вернуться и всех муравьёв растоптать. Спрыгнул с башни тогда он на землю, но вдруг как возьмёт, да как завоет с новой силой. Оказалось, что исколол и изрезал он лапы свои поганые о башню. Не то что маленьких ему топтать, а и стоять-то, как на ходулях, получалось у него еле-еле. Впору на брюхе ползти.
– Смотрите, смотрите! – закричали муравьишки. – Не справился Гпаучище, не справился он с нашим Слабачком!
– А если ему Слабачок поперёк горла встал, то и нами, глядишь, подавится!
Первый раз в жизни не до смеха стало чудищу. Испугался злодей, что победят его, его – гиганта непобедимого! И победит кто? Те, кого не видно и не слышно?! «О, горе! О позор! Что скажут мои собратки-сотоварищи! Засмеют меня! За горе моё порадуются! Негодяи меня похлеще!»
– Ну, негодные муравьишки! Не удалось мне вами полакомиться в раз этот, получится в следующий. Залатаю раны, заживлю лапы свои и возьмусь за лапки ваши. Ха-ха-… Ох-хох…ох! А потом уже заберу камень тепла вечного и сам вечным стану! А вы у меня исчезнете!
Закряхтел злодей, повернулся и хотел уже было пойти, да как спотыкнётся, как плюхнется на брюхо своё безразмерное, жирнючее и волосючее. От удара об землю такого страшного всех муравьев подбросило на высоту самого злодея, а от волны воздушной хлопка неслыханного на длину в сотни муравьев по всем сторонам разбросало.
А Слабачок, которого ни земля не встряхнула, ни волна воздушная не откинула, возьми да и закричи негодному:
– Не нападёшь, и на силу беззащитных не напорешься. Не нападут, беззащитные силы своей так и не найдут. Так что, или сам спасёшься, или за силы, что раскроются, отблагодарим победою над тобой.
Не было ответа Слабачку. Трясясь от злости и боли, злобно вращая глазищами, как будто желая хотя бы ими кого-нибудь съесть; то крича, то шепча: «Всех затопчу! Всех проглочу!», – то вдруг, завывая при каждом шаге от заслуженной боли: «О-о-ох!», «У-у-ух!», – Дрым-Брым, накреняясь то на одну сторону, то на другую, осторожно развернулся и очень медленно поплёлся назад в своё паучье логово, сокрытое на потолке глубокой гигантской пещеры. Постепенно стих пугающий грохот, и успокоилась от сотрясения земля. Злодей уполз за горизонт.
И все закричали:
– Слабачок, ура!
– Ты победил врага!
– Ты нас спас!
– Ура!
– Ура!
– Ура!
Но Слабачок стоял, не как после битвы: не радостный и успокоенный, а, как перед битвой: взволнованный и с напряжённым взглядом.
– Что вы радуетесь? – крикнул Слабачок, уже взобравшийся на лепесток маленькой ромашки.
– Ты нас спас!
– Ура!
– Ты победил!
– Я победил?