– Бледненькая какая. От бедности, наверно, принесли. Отнесите Ксенофонту. Он возьмет, – решительно сказал батюшка и добавил: – Вот как она. На литургию пришла. Молиться всю жизнь будет.
Ксенофонт стал крестным отцом младенца.
Стала сирота Марией Ксенофонтовной. Игуменья Мария так и называла себя: Мария Ксенофонтовна. Или «няня». Шикала, когда говорили «матушка».
– Няней меня зовите, – говорила она. – Я вам не матушка, а няня.
Известно, что подвижница выросла в монастыре, была пострижена в монашество и имела сан игумении. Однако после революции ей приходилось скрывать это. Так что сведений, кто и когда возвел подвижницу в сан игумении, не имеется. Однако все чада утверждают, что матушка посещала Троице-Сергиеву лавру, там советовалась с духовными лицами и там у нее были духовники. Общее устроение «монастыря в миру», который матушка собрала вокруг себя, говорило о том, что монастырская жизнь известна ей не по слухам.
В советское время игумении Марии не раз пришлось побывать в ЧК. Обычные процедуры предполагали подпись под протоколами и документами.
– Я неграмотная, – говорила матушка и смотрела хитровато: мол, сами догадайтесь, вру или нет. Иногда она немного юродствовала. Порой «шуточки» ее пугали даже НКВДшников. Те придут с обыском, ищут-ищут.
– Ведь написано же: у нее и золото, и деньги есть.
– Все есть, – говорит матушка, – ищите.
– Так нет же ничего! Где спрятала?
– Так вы лучше ищите.
НКВДшники весь дом, бывало, перевернут.
– Ничего нет. Повезло тебе на этот раз.
– Ну, значит, ничего и не было, – скажет матушка.
А иногда чекисты нагрянут уже не с обыском, а с арестом, по доносу. Матушка сама выйдет навстречу.
– Пришли? Ну, забирайте.
Тюрьму человек любить не может. Но там порой содержатся много невинных душ. Игуменья Мария так и говорила: там невинные сидят. Тюрьму она воспринимала как поле деятельности. В обычной жизни более заметно, если человек исцелился или его жизнь резко изменилась. В тюрьме вроде как все одного цвета. Молитва матушки спасала заключенных от смерти и отчаяния. Многих, что называется, «выводила за собой». И порой те, кто освободился, становились горячими почитателями этой благодатной старицы.
Надвратная церковь в Троице-Сергиевой лавре. Сергиев Посад.
В тюрьме игуменью Марию допрашивали, порой избивали. В камерах тоже били, порой – по голове. Духовные чада видели рубцы и гематомы. Однако сознание матушки оставалось ясным, она не потеряла разум.
Игуменья Мария, когда была на свободе, подолгу жила в Москве. Там тоже образовалась обитель, как и в Куйбышеве. Для духовной бодрости игуменья нахваливала местных перед москвичами, а москвичей – перед местными.
– А семья-то у меня какая большая! А дети и внуки какие все умницы, все в министерстве в Москве работают!
Одобрения игуменьи хотелось, понятно, всем. И дети, как могли, старались духовно подрасти и заслужить похвалу благодатной родительницы. В воспоминаниях духовных чад есть момент, что от самого поезда до места жительства игуменью Марию несли на руках, охраняя и чествуя.
Подвижница переживала, что в храмах иногда сокращаются требы и богослужения. По поводу сокращения служб говорила:
– Придет время – в храмах службы станут сокращать. Сначала сократят часы. Когда не будут читать «Верую», в храме благодати не будет. В храм тогда ходить не надо, молитесь дома. Будет время – все будет. Но ни купить, ни продать тогда нельзя будет.
– Матушка, сколько же тебе лет? – порой спрашивали чада.
– Двести, – глазом не моргнув, отвечала Мария. – Или сто.
Про съезды правительства игумения говорила:
– Вот, собрались и языки чешут. А что будет: ляжете спать в одной власти, а проснетесь в другой.
В подобное никто не верил, но все свершилось именно так – через несколько лет после того, как завершилась земная жизнь матушки Марии. 14 октября 1964 года «по состоянию здоровья» с поста Первого секретаря ЦК КПСС был смещен Н. С. Хрущев, и его место занял Л. И. Брежнев.
Подвижнице Богом было открыто, что скончается она на Пасху. Незадолго до кончины она собрала своих чад, расплела косу, в которой была коричневая лента, попросила ножницы и отрезала небольшой кусочек от ленты.
– Господь продлил мне столько веку. Я должна умереть на Пасху.
И велела готовить чай с пирогами.
Пироги мать игуменья пекла сама. Толстые, сытные, такие вкусные, что никогда больше таких чада не ели. Весь чай, принесенный к столу, матушка высыпала в таз. Вскоре все услышали, как от чая пошел необыкновенный аромат.
– Теперь можно раздавать, – благословила матушка.
Этот чай, как засвидетельствовано многими, обладал целебными свойствами. Многие люди исцелились, выпив этот чай.
Пироги мать игуменья пекла сама. Толстые, сытные, такие вкусные, что никогда больше таких чада не ели.
Тем временем Пасха приближалась. Матушка снова начала печь пироги. Так много, что не сосчитать. И такие вкусные, что ум отъесть можно. Муж одной из ее духовных дочерей, Марии, вернулся с целым чемоданом пирогов.
– Это она к своим поминкам угощение готовила, – вспомнили потом чада.