У Мэйлинь задрожал подбородок. Юмэдзи медленно поднялась на ноги. Кэн тут же подал ей руку, и они вместе пошли по залу. Остальные, включая Мадоку, которую с двух сторон держали Сю и Мимори, двинулись следом. Целью Юмэдзи оказался ее рабочий стол. Опустившись на колени возле текст-урны, она переворошила ее содержимое.
— Вот та самая «Шуйди тушугуань», которую Тан Мингтай передал на хранение Госики Юмэдзи Шестому.
Все пораженно замерли.
— Вот это? — с надрывом в голосе воскликнула Мадока.
Пальцы Юмэдзи сжимали потрепанные бумажки. Тощую стопку сложенных вдвое листов соломенной бумаги формата А4. Похоже, текст на них и правда был написан на современном китайском языке. Но выведенные карандашом иероглифы настолько поблекли, что угадывались с большим трудом, и, чтобы разобрать написанное, требовалось приложить немалые усилия.
Мэйлинь, не готовая к подобному, только беззвучно шевелила губами.
— Так это… это не книга? Здесь просто несшитые листы…
— Правильно. Должно быть, «Шуйди тушугуань» виделась всем присутствующим настоящей книгой в полноценном переплете. Однако «книга», которую Тан Мингтай передал Госики Юмэдзи, на самом деле представляла собой несшитую рукопись.
— Но почему? Почему она лежит в таком месте? — растерянно спросила Аянэ.
— Таково было желание самого господина Тана.
Голос Юмэдзи звенел натянутой струной. Он был еще слаб, но в нем ощущалась несгибаемая воля.
— В пятидесятых годах Госики Юмэдзи Шестой ездил на учебу в Америку. Там он познакомился с Таном и Ли Чуньхаем. Тогда он еще не вступил в должность Главы Библиотеки, но, видимо, рассказывал о ней друзьям. И Тан, вдохновленный его историями, написал «Шуйди тушугуань».
— …
— Спустя примерно десять лет, во время «культурной революции», Тан подвергся репрессиям, а Ли Чунхань пропал без вести. Годы спустя Юмэдзи все-таки удалось связаться с Таном. Они общались, пусть и нечасто. А около полугода назад Тан прислал Юмэдзи «Шуйди тушугуань».
Взгляды присутствующих обратились к листам бумаги в руке Юмэдзи Седьмой.
— «В этой “книге” вся моя жизнь. Я хотел бы, чтобы после моей смерти, если ты сочтешь такое возможным, она вошла в фонд Подводной библиотеки». Вероятно, Тан чувствовал, что жить ему оставалось недолго. Но, как вы знаете, к тому времени Юмэдзи Шестой сам уже не поднимался с постели. Он покинул этот мир вскоре после того, как скончался Тан. А я, став Главой Библиотеки, среди множества старинных книг и рукописей унаследовала после Юмэдзи Шестого и «Шуйди тушугуань».
— …
— Юмэдзи Шестой признал «Шуйди тушугуань» достойным произведением и пожелал включить «книгу» в фонд Подводной библиотеки. Более того, когда Глава решал, где и как она будет храниться, он учел настоятельное пожелание Тана.
— И поэтому… в мусорной корзине?
— Верно. — Юмэдзи кивнула. — Тан напечатал сборник рассказов под названием «Шуйди тушугуань» в своей домашней типографии. Но в годы «культурной революции» все отпечатанные экземпляры были сожжены, а Тану в итоге запретили не только писать, но и знакомиться с чужими произведениями. «Сочинительство» заклеймили позором. Тем не менее Тан, не заботясь о последствиях, раздобыл в деревне, куда его выслали, грубую бумагу и карандаш. Он уходил в сарай и там продолжал писать. И восстановил «Шуйди тушугуань».
— Рукописная книга, — тихо проговорил Сю. — Профессор Вакаумэ рассказывал о таком. О том, что сосланные писатели подобным образом обменивались литературой: передавали друг другу рукописи, читали их. «Шуйди тушугуань» — из числа таких «книг».
— Да. Говорят, чтобы рукописи не обнаружили, Тан и его собратья по несчастью постоянно прятали их среди мусора. Даже в такие суровые времена люди с головой погружались в записанные от руки истории и находили в них утешение. Поэтому Тан попросил у Юмэдзи, чтобы «книга», как и прежде, хранилась в мусорной корзине.
«Роскошные переплеты, добротные шкафы… все это — полная чушь. Настоящие истории живут не там. Настоящие истории — те, что рвут душу и заставляют кипеть кровь, — рождаются среди отбросов, попираемых и всеми отверженных. Поэтому будь так добр, отправь “Шуйди тушугуань” в мусорную корзину прославленной Подводной библиотеки. Если эта скромная просьба будет услышана, я с гордостью смогу сказать, что жизнь моя удалась…»
Повисла тишина. Вот, значит, чего хотел Тан! Возможно, это была бравада, возможно — самоуничижение; может быть, ему хотелось потешить свое самолюбие… Но сами потрепанные листы рукописи, казалось, кричали о том, какая буря бушевала в душе этого человека. Мимори содрогнулся.
«Истории».