Подземелье ведьм

Ниночка проснулась оттого, что стало холодно. И казак, и тунгус уже встали, и хоть они оставили ей два тулупа, все равно без человеческого тепла стало зябко.

Ниночка постаралась снова заснуть, сунула нос под тулуп, но не помогло. Тулуп был покрыт инеем, борта лодки побелели. С берега тянуло дымом костра.

Ниночка вылезла из лодки. Лодка закачалась, заплескалась вода.

С берега было видно, что Вероника стоит на маленьком кладбище над могилой отца. Рядом — верная Пегги с чашкой в руке, вероятно, уговаривает ее согреться.

Со смертью капитана Смита и бегством Дугласа что-то оборвалось в отношениях Нины и иностранок. Словно рассказали всю историю, а теперь можно по домам. Пегги увидела, что Ниночка поднялась. Она замахала издали — показывая на чашку, звала пить чай. Но Ниночка лишь отрицательно покачала головой и пошла к костру, к своим мужчинам. И те приняли ее как должно — она тоже была для них своя, а англичанки — чужими. Что они есть, что их нет.

Вероника ушла в избу.

— Будем собираться? — спросил казак.

— Конечно, будем собираться, — сказала Ниночка. Потом спросила: — А далеко до того места, где упал метеорит?

Она и не ожидала, что кто-то ответит. Но тунгус сразу сказал:

— За Урулган ходить не надо — туда вон идти надо, за ту горку. Он там упал. В болото. Деревья повалил. Много деревьев повалил. Злой человек, однако.

Ниночка посмотрела на серую, в дымке, горную цепь. Там Костик.

— Туда не дойти, однако, — угадал ее взгляд тунгус. — Лошадка нужно. Плохой место.

Один из матросов привстал.

— Люди, — сказал он. — Идут сюда.

— Правда твоя, — сказал тунгус. — Два люди идут.

— Это они возвращаются, — сказал казак и, протянув руку, поднял с земли ружье, с которым никогда не расставался.

— Другая люди, — сказал тунгус, продолжая прихлебывать из кружки чай.

Казак поднялся, пошел к Власьей речке.

Сверху спускались два человека.

Одеты они были скудно, на спинах несли большие мешки.

Когда подошли ближе, Ниночка поняла, что это корейцы. Она видела в Новопятницке корейцев-золотоискателей — рабов великой колоколовской империи.

— Золотишко ищут, — сказал казак. Он тоже их узнал.

Корейцы спешили вниз, но при виде лагеря остановились.

Будто испугались. Так и стояли.

Из избушки выглянула Пегги — тоже, видно, решила, что возвращается Дуглас.

— Чего стоишь, Хван? — спросил тунгус. — Или не знаешь меня?

Он сказал негромко, но слова его донеслись до корейцев.

И они, настороженные, сгорбившиеся под гнетом мешков, как-то сразу распрямились, пошли быстро, почти побежали к тунгусу. Не доходя нескольких шагов до костра, остановились.

— Кто это тебя? — спросил казак, глядя на старого корейца, у которого была окровавлена щека и темное пятно подпирало заплывший, вовсе не видный глаз.

— Плохие люди, — сказал кореец.

Больше он ничего не сказал. Положил на землю мешок. Второй последовал его примеру.

— Садитесь к костру, — сказал казак. — Чай пить будем.

Корейцы подошли близко, присели, протягивали руки за кружками, которые им давал тунгус Илюшка. Они смущенно улыбались и все кивали, благодарили.

— Как добыча? — спросил казак.

— Плохая добыча, — ответил старый кореец с подбитым глазом.

Снова помолчали. Тунгус долил чаю.

— Кушать будете? — спросил казак.

Он был здесь главный. Все с этим были согласны. Ниночка тоже.

— Мы сытые, — сказал старый кореец. Второй кивнул, соглашаясь.

— Плохие люди, говоришь? — спросил наконец казак. Этот вопрос давно вертелся у Ниночки на языке.

— Вчера вечер приходили, — сказал старый кореец.

— Что делали? — спросил казак.

— Велел вести к камню.

— К какому камню?

— Камню, который небо падал. — Кореец показал на небо.

— Ясно, — сказал казак и посмотрел на Ниночку.

Ниночка кивнула — поняла.

— Чего от вас хотели?

— Они говорили: веди тайга, показывай камень. Мы не хотел. Они ружье вынимал, Ким уводили.

Казак кивнул. Снова все замолчали.

— Один белый был, — сказала тогда, не выдержав, Ниночка, — а второй китаец, да?

Кореец с удивлением обернулся к Ниночке, но отвечать не стал, а посмотрел на казака, как бы спрашивая, надо ли говорить с этой девочкой?

— Говори, — сказал казак.

— Один большой, белый, — сказал кореец. — Второй не китаец, нет.

— А кто? — спросила Ниночка.

— Второй ниппон. Мой знает. Мой китаец знает. Мой ниппон знает.

— Японец? — удивилась Ниночка.

— Что он сказал? — Пегги стояла за ее спиной.

— Мистер Робертсон и его слуга были там, выше по реке, — перевела Ниночка. — Они заставили одного из золотоискателей вести их к метеориту. Они говорят, что Лю не китаец.

— Я же говорила вам, мисс, что он не китаец, — обрадовалась Пегги. — Я китайцев хорошо знаю. Они совсем другие.

— Они говорят, что японец.

— Таких людей я не знаю, — сказала Пегги.

— Мы знаем. Мы с ними воевали, — сказала Ниночка.

— Вы их победили?

— Это было позорное поражение царского самодержавия! — Ниночка постаралась выразить эту сложную фразу по-английски, но не смогла и не стала переводить, потому что поняла: все остальные молчат, ждут, пока она кончит разговаривать на чужом языке.

— Я ей перевела, — сказала Ниночка казаку, чувствуя, что нарушила течение важной беседы.