Поэма «Незабудка и Огонёк». Глава I. Эпизоды 1-4

Хотя, история даёт

Такие праздности примеры,

Что современник отстаёт

От них всегда на пару бочек,

На пару жареных быков,

И на паштет изящный очень

Из соловьиных языков.

Попоек Бахусова культа

До сей поры раскат донёсся.

Порою кажется, как будто

Мы скоро все туда вернёмся:

Теперь положено считать

Вино лекарством против стресса.

И как смогло оно удрать

От славы пойла диких бесов?

Теперь не пьющий – инвалид!

Вот социальная реклама:

Пока в игре малыш кружит,

Напротив пиво хлещет мама.

Она бы рада выпить сока,

Но хмель дешевле апельсина,

Да большинство товаров в полках

Сейчас любого магазина —

Вино, коньяк, мартини, виски,

Бурбон, самбука, апероль,

Эль и ирландский, и индийский,

Текила, для которой соль

И лайм закуску заменяют.

А алкогольные картели

Спокойно обществу внушают,

Что пить нормально. Неужели!?

Давно известно всем, что спирт —

Продукт распада углеводов.

Так дрожжи, стало быть, тошнит,

А люди из таких отходов

Напитки ценные творят.

И в этом наш народ велик:

Такие тосты говорят,

Что хочется порой язык

Заспиртовать и сохранить.

Вино способно растворить

Печали и тревоги, но

Не знает счастия оно.

В вопросах дрожжевых скромна

Оксана в силу воспитанья.

А бочка, полная вина,

Не вызывала ликованья,

И звон вакхический в ушах

На память не бросал ей тени.

Порядочность рождает страх

Забыться в бесполезной лени,

С которой каждому уму

Хоть раз за жизнь, да и случалось

В себе бороться. Потому

Статья ей дельной показалась.

И вот, к восьми часам утра

Очередного воскресенья

Её будильника игра

Провозгласила вальс весенний

Сезону года в унисон,

Что младший Штраус сочинял:

Напев "Весенних голосов"

С утра в Оксаночку вселял

И чувство лёгкой эйфории,

И трезвый взгляд на ряд проблем:

От неудач до дисфории,

А то есть, недовольства всем.

Как сладок воздух в выходные

Особо, после дней рабочих!

Как милы комнаты родные!

И просыпаться после ночи

Когда не нужно на работу!

Коль день принадлежит тебе,

То все домашние заботы

Подарком кажутся с небес.

У Ксюши было два кумира —

Арабика и шоколад.

Когда какой-нибудь проныра

Ей угощенье наугад

Пытался выбрать в магазине,

То промах маловероятно

По потребительской корзине

Оксаниной мог допустить: понятно,

Окроме тех, что с аллергией

(Что, очевидно, хуже пытки),

Все чтят мгновения благие

В объятьях кофе с целой плиткой

Полстапроцентного какао.

Кофейный горький пряный вкус,

Который Ксеня обожала,

В ней пробудил весь спектр чувств.

Ополоснувши блюдце, чашку,

К окну направилась она.

А по дороге за рубашкой,

У зеркала, увлечена

Своей косой остановилась.

– Кому же ты предрешена!? —

Коса её по пояс вилась,

Намедни не расплетена.

Вчера, уставши от дороги,

Она, едва расправив ноги,

Упала в мягкую кровать.

Сон не заставил долго ждать —

Затем, сомкнув младые очи,

Уснула пятнично Оксана,

И, пожелав "спокойной ночи",

Ей капля с кухонного крана

Паденьем явь оборвала.

Вторая – кап. И сна как нету:

Уже и тортик уплела,

И улыбаясь, шла ко свету.

Она любила слушать тихие часы,

И с пончиками белые подушки,

И узелком бесшовные трусы

На прутиках напольной сушки.

Её квартира – что-то в стиле "лофт":

Предметы все по-фински назывались,

А стены под обоями из слов

Местами белой краской чредовались.

Плафоны на простых светодиодах,

Обёрнутых под черную бумагу

Меж бруса деревянного на сводах

Немого потолка. И железяку

Какую-то поставила, для вкуса.

Повсюду процветал минимализм,

Лишь полка с аметистовою друзой

Вносила в интерьер анахронизм:

На камни мода и на лофты

Пищала в разные года.

В большом купе висели кофты,

И платьев целая гряда,

В прихожей шкаф для туфель модных

И строгой будничной страды,

Для жарких дней и для холодных,

Для средств от грязи и воды.

На кухне тоже упрощённый

Был гарнитур под общий стиль,

Но в нём преобладал зелёный

И золотистая ваниль.

Повсюду бело-серый ламинат

Разбавлен чёрно-бурыми штрихами.

И кто ремонту новому не рад?

С квартирой обновляемся мы сами.

О, как она её любила!

Но не любила ипотеку.

Для счастья мало нужно было

Ей, как простому человеку:

Работа, должность и кредит

На тридцать лет – купить жильё.

На это редкий не сердит,

Упоминая, что жульё

Кроит из воздуха проценты

Под соусом огромных льгот.

Но не известны прецеденты

Чтоб ростовщик терял доход.

А в двадцать восемь – вид шикарный!

И отражение младое

Напоминало: труд ударный

Не скоро сменится покоем.

Она любила зеркала

И их наглядность комплиментов:

В них Ксюша разглядеть могла,

Что ей достойных конкурентов

Природа-мать не народила,

По крайней мере, из знакомых.

Не просто так себя хвалила

И увлекала взгляды склонных

Петь дифирамбы красоте:

Глаза её, как океаны

Вдали от лодок и сетей,

Как нежный свет лесной поляны,

Где незабудковый настил

Лазурью небо пристыжает.

У всех зеркал не хватил сил,

Чтоб рассказать, как разрезает

На "до" и "после" мир вокруг

Волшба сапфировых очей.

Ресниц её пушистый круг

Касался густоты бровей,

Иглы и туши не видавших, —

В том вовсе не было нужды.

Красивей нету женщин наших,

И потому, в века вражды

Всяк недруг жаждал искупаться

В небесных водах синих глаз.

Живя в те годы, оказаться

Оксаночка могла как раз

Тем жемчугом с морских глубин,

Что б возжелал себе достать

Султан, и князь. Стряхнувши нимб,

Духовник начал бы мечтать

Попасть на исповедь к Оксанке.

Обычный рост, под семь десятков