Поэма «Незабудка и Огонёк». Глава I. Эпизоды 1-4

Плюс метр, и ровная осанка.

В природе нету недостатков —

Есть вкус и нрав. Размеры сердца

Мешают всё подряд любить:

На больший легче опереться.

Себе красиво косы вить

Она научена с пелёнок.

Ей с детства много говорили:

"Ты ангел, Ксюш, а не ребёнок!"

И в чём-то люди правы были —

Уже тогда златые реки

Спускались ей до детских плеч.

Слова любви как обереги,

Которым суждено беречь

Во время тяжких испытаний

Всю жизнь: с рождения до смерти.

Отец её, папаша ранний,

Письмо с открыткою в конверте

Пока в Германии служил

В коммунистическом пространстве,

Спустя полгода получил.

Вернувшись из армейских странствий,

Он первым делом чадо взял,

Всё прочее сочтя за мелочь.

Как лик его тогда сиял!

Как сердце молодое пело!

На свете мало что сродни

Любви отцовской к дочерям.

Девчонки с мамами одни,

И не понятно матерям,

Пошто при папах всё иначе.

При маме – держится горой,

При папе – тихо-тихо плачет

С чуть-чуть трясущейся губой,

Взывая сердцем всем к защите

От самых мелких раздражений.

Вы объясненья не ищите

Большому множеству значений

Для девушек любви отца.

Душа ребёнка – словно поле,

И будет счастье для юнца,

Когда участок вспахан, полит

И сдобрен перед посевной

Заботой, лаской и любовью.

Оксане был отец родной

Не только родственною кровью,

Но тем, на чьих руках она

И до поры сей почивала.

В его глазах всегда юна,

Когда ей даже двадцать стало,

Казалась Ксюша: каждый раз,

Как в первый миг далёкой встречи,

Баюкал девочку и тряс.

И как-то, свадебные свечи

Увидев на женитьбе друга,

Он потерял своё дыханье.

Поняв в чем соль, его супруга

Вернула Виктора в сознанье,

Сказав: – "Ну, ей ещё пятнадцать!"

– "Я знаю…"  Нечего сказать,

Когда стесняешься признаться,

И первый раз течёт слеза

Вниз по щетинистой щеке.

Отец был родом из Рязани,

Всё детство плавал по Оке.

Пострелыш был довольно ранний,

И к удивленью стариков

Серьёзен был ещё с пелёнок.

Бывало, что совсем суров

Когда твердил: – Я не ребёнок.

– А кто же ты? – его пытали.

– Мужчина! Нежто не видать!?

Ему воззренья сил придали

Чтоб путь дальнейший продолжать

В столице посреди Сибири.

И там он выбрал институт,

Что из-за всех профессий в мире

Политехническим зовут.

Он попадал на стажировки,

И в них как лучший был отмечен

Прилежной строгостью сноровки.

В работе приключилась встреча

Его с той самою особой,

Что взглядом только убедила

Что таки-есть любовь до гроба.

И юность их объединила:

Он был хорош собою, статен,

Голубоглаз и молчалив.

Хоть не женат, но всё ж опрятен.

И в профиль был он так красив,

Что можно было его бюстом

Любую выставку венчать.

Она дышала тем же чувством,

Когда пришла пора менять

Жизнь через бракосочетанье.

У Вити не было сомнений,

Что Света – это дарованье

Из самых светлых провидений.

Она, когда цвела улыбкой,

То вся серьезность инженера

Казалась только маской хлипкой.

Её игривая манера

Вести беседы про природу

С любовью к каждому созданью,

Для восприятия в угоду

Сформировало пониманье,

О том, что жизнь любить она

Во всех оттенках обожала.

Ведь та, что тёплых чувств полна,

Любовь повсюду умножала.

Её зелёные глаза

Как листья, что ветра влекут,

Как изумрудная лоза,

Когда она во всём соку

Ещё неспелой опьяняет

На предвкушении одном.

Порою Виктор вспоминает

Как был спасён единым днём,

Припомнив папку с чертежами

В зелёном ярком переплёте,

Когда с заветными глазами

Столкнулся в лестничном пролёте,

Подумав: "Вот бы мне сейчас

Такою роскошью украсить

Свой дом. Ну точно же – алмаз!"

Читалось в Витиной гримасе, —

"Какой алмаз!? Тонов зелёных,

И цветом глаз морской воды.

Я что же, дураков влюблённых

Пополнил стройные ряды?

Зелёных… Точно же, зелёных!

Я том со схемами забыл!"

И в выражениях смущённых

Лица, уже боготворил

Светланин взгляд – напоминанье

Про крайне важные дела:

Ему грозило совещанье,

И память полишать могла

Его последущего чина,

А то и вовсе сдвинуть вниз.

Ведь мненье есть, что у мужчины

Карьеры рвение – каприз,

Который целью наполняет,

Каким-то смыслом дальше жить,

А в существе, собой являет

Тоску о том, что породить

Не могут жизнь в бесплодном чреве:

И что тогда им остаётся?

Достичь высот. В науки древе

То сублимацией зовётся.

Когда б мужчина мог родить,

То, чтобы выразиться тонко:

Война могла б мужам претить,

И стал Арес бы амазонкой.

Но мы имеем то, что есть.

Пусть будет так, и слава Богу.

Услышав на докладе лесть,

Светлану Виктор за подмогу

Нашёл и отблагодарил,

Да так, что родилась Оксана:

Женою Свету окрестил.

Absit verbo invidia*, но

Историю того романа

Писать – что шить коням хвосты.

Он к цели шёл своей упрямо,

И раз в четверг дарил цветы —

В честь памяти о первой встрече

Двух коренелых инженеров.

А мама Света в этот вечер

Сияла утренней Венерой

Сквозь свой практичный трезвый ум.

Подарок трижды повторите —

Он станет как привычный шум.

Но тот, кто вырос в дефиците,

Как нынче модно оправдаться, —

Тот и ценить, и ждать умеет.

Наука жизни улыбаться

Становится чужой. Бледнеет

И радуга в глазах, привыкших

Смотреть в Сети без остановки

В настройках цвета наивысших

Нажатием одной лишь кнопки

Любое чудо на Земле.

Светлана – из таких созданий,

Что в информационной мгле

Искала тайны сочетаний

_______________________

*Не взыщите на слове, (лат.)

Научных формул в красоте.

Ведь этот мир разбит на меры,

И он понятен только тем,