Поэма событий

Как некогда Блудному Сыну отчегоДома непереступаемой казалась ступень,Сквозь рассвет, мутным сумраком подтчивая,К самому окну просунулся небритый день,И еще в июле чехлом укрытая люстра,Как повешенный обездоленный человек,Замигала глазенками шустроСквозь ресницы зубами скрежещущих век.В изодранных газетах известия штопали,Толкаясь лезли в последние первыми,

Я тоска у прямящагося тополяЗвенит и звенит серебряными нервами.Кто то бродит печальный и изменчивый.У кого то сердце оказалось не в порядке,И мертвый покатился удивленно и застенчивоПо скрипучим перилам лестницы шаткой…В черный вечер прошел господин и вынесОттуда измазанный и громадный ком,Я когда спросили: что это? — «Дыня-с», —Расшаркался, а потомМутью бездумья с утра исслюнявил

Закапанную чернилами ручку скуки…. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .И в чем уплыл, как не в кровати лиВ пространство внемерное, прочитав в газете,Что штыками затопорщились усы у обывателей,И тяжелую артиллерию выкатывают дети.Это все об нем: как он простенький и серенький,Житель равнодушья и потомок городов рода,Никогда не слыхавших об Иеринге

И об его определены абсолютной свободы,Вскинулся и затопал,И его шагами ночь хохотала гулко, —«Смотрите, смотрите: я землю заштопалИзвилистой ниткой глухого переулка»…Утро снимало синие кольцаС измученных взоров, одевшихся в бледный свет,И смотрело, как падали и падали добровольцыНа звоны убитых побед.А Вы молчали,Ведь здесь же не Вам, смотря на них,

Потому что жемчужины Вашей печали,Как капли берилла, падают в стих.Скажите! Скажете? Улыбкою Цезаря,Не вынесши этой ночи упорной и беззвездной.Распустившаяся на Вашем лице заряПоплыла над качнувшейся бездной.Рассчитывая удары,Над сумраком взвился багряный топор.Ах, не обрызгивать, не обрызгивать больше троттуары,Как росой, хрустальным звяканьем шпор.

Глава II. Город в телеграммах